Тем не менее я любил Айн. Она была удивительной, сердечной, тонко чувствующей, дружелюбной и очаровательной женщиной. Мы с ней подружились. И никогда не беседовали на политические темы. Мы беседовали о личной жизни и тому подобном.

Как Айн Рэнд отреагировала на то, что вы троцкист?

Это случилось за первым нашим совместным ланчем, и я с этого начал наш разговор. Она ответила: «Ваши политические убеждения для меня безразличны, пока вы остаетесь хорошим издателем и выполняете все мои пожелания».

И вы никогда не спорили с ней?

Нет, никогда. Это было бы неуместно. После ланча я вернулся в свой кабинет и сообщил своим боссам: «Это всего лишь очаровательная старая еврейская леди из Ленинграда».

И что же они вам сказали?

Она не может быть еврейкой — потому что она фашистка!

Какое значение Айн Рэнд имела для NAL?

Она платила за газ, свет, оплачивала счета за отопление, аренду и рождественские премии. Она зарабатывала деньги для организации.

NAL не располагало другими авторами с именем?

Таковые имелись, однако она, как я писал о ней в своей автобиографии, служила нашим «постоянным карманом»[321]. В течение всего этого времени, в 40-х, 50-х и 60-х годах, ее книги постоянно находились в продаже, и ушедшие покупателям экземпляры немедленно возобновлялись. Каждый писатель мечтает, чтобы его карман постоянно оставался полным. Но так случается с очень немногими.

Повлияли ли продажи ее книг на взаимоотношения с NAL?

Я думаю, что там ее ненавидели. Все они были левыми демократами. Никто из них никогда не встречался с ней, они не оказывали ей знаков внимания, они не желали иметь с ней ничего общего. Я был в ужасе, когда узнал от них, что, когда они были приглашены на ужин в ее квартиру, оказалось, что никто из них не читал ее книг, и это при том, что она все эти годы кормила их. После ужина она спросила их о том, какие из ее книг им нравятся больше и почему. Директор попытался вывернуться. Не тут-то было. С Айн Рэнд шутки плохи. Я был тогда всего лишь старшим редактором, но сказал директору: «Это совсем не смешно. Вы много лет жили за счет этой женщины. Она столько лет оплачивала ваши счета».

Какое общее мнение сложилось в книгоиздательской индустрии об Айн Рэнд?

Что книги ее продаются. Книгоиздательская индустрия в общем и целом придерживается левой политической ориентации, но настоящий издатель публикует только то, что сумеет, по своему мнению, продать. Традиционно очень немногое публикуется наобум, публикуют только то, что раскупят, а ее продажи достойны всяческого уважения и восхищения.

Являлась ли она в каком-то смысле феноменом?

Я считаю ее одним из феноменов столетия. Согласно моим представлениям, нравоучительные, дидактические произведения не продаются и не должны продаваться. И уж конечно, они не продаются в кинотеатрах, однако она представляет собой исключение из общего правила относительно продажи дидактической литературы. Если она не дидактичная, то какая же? Назначение ее произведений — обращать в свою веру. С философской точки зрения я удивляюсь тому, что у нее это получалось. Я думаю, что в этом отношении она действительно феноменальна.

Книги Айн Рэнд как-нибудь продвигались или рекламировались благодаря ее популярности?

Нет, эти книги говорили сами за себя.

То есть никаких особых средств в рекламу и тому подобное не вкладывалось?

Нет. Информация о ней передавалась из уст в уста.

Расскажите мне подробнее о ваших отношениях.

Если она была в плохом настроении, мы выходили пройтись, и она заглядывала в ювелирные магазины и приговаривала: «Вон та вещица, пожалуй, вернет мне бодрое расположение духа». Это точная цитата.

Она что-нибудь покупала?

Да, покупала. Всякие мелочи к костюму.

Что вы делали для Айн Рэнд в качестве ее редактора?

Я брал статьи из Бюллетеня объективиста и публиковал их в виде книг.

Это были Романтический манифест и Возвращение примитива. Антииндустриальная революция?

Да. Все, что публиковало NAL примерно с 1968 до 1971 года, сводил в сборники я.

Это она делала вам предложения относительно книг, или это вы являлись к ней с ними?

Должно быть, я приходил к ней. Нам нужны были новые книги.

Ваша коммунистическая совесть должна была возражать против публикации книги, пропагандирующей антииндустриальную революцию.

Нет-нет. Я универсал и профессиональный редактор. Я горжусь этим.

Итак, вы разыскивали наиболее выгодные материалы для своего клиента и подбирали самые интересные статьи?

Показавшиеся мне интересными и продаваемыми.

Что еще интересного произошло, пока вы работали с Айн Рэнд в качестве редактора?

Я делал все, что она говорила.

И чего же она хотела?

Она хотела утверждать текст в печать, рекламу и оформление. Это всегда было сложным местом в наших отношениях, потому что издатели никогда не испытывают желания соглашаться с подобными требованиями. Я лично полагал, что благодаря своим продажам и вкладу в компанию она вправе рассчитывать на самостоятельность, чего бы она ни захотела! Она должна была иметь возможность помещать на обложку то, что хотела, это было ее правом. Я всегда испытывал подобные чувства к хорошо продающимся авторам. В глубине своего сердца я по сути дела капиталист — под романтической троцкистской оболочкой. Это был ее мяч, и ее подача, и вообще ее день. Я сражался за нее. Я жестко настаивал на этом. У нее было право требовать того, что обыкновенно не предоставляется писателям. Отдел оформления всегда свирепо сражается за свои права. Многие обложки ее книг по-настоящему ей не нравились. Что я сделал для нее, так это боролся за нее на уровне компании и говорил, что она должна получать то, что хочет, потому что заслуживает этого.

Она это знала?

Она это знала. Я не всегда соглашался с ней, однако соглашался с тем, что она должна иметь возможность идти своим путем.

Можете ли вы припомнить конкретные объекты конфликта между ней и компанией?

Обложки. Однажды оформительский отдел явился с предложением поместить на обложку ее книги нечто вроде художественно расчлененного тела. Она возмутилась, и я настоял на том, чтобы вместо этой мазни мы воспользовались одной из картин ее мужа[322].