— Кто-то из Южных провинций решил нам помешать? — Магистр вопросительно поднял бровь.

— Не совсем так… Кто-то из воинов принца Дэниэля. Так будет точнее, милорд. — После этих слов я сделала глоток легкого и прохладного вина, не в силах закончить фразу и назвать имя командора.

— И кто он? — Любопытство в словах милорда было неподдельным и искренним, отчего я поморщилась.

— Командор Рэс Ли и его воины. — Я снова отпила из бокала, чувствуя, как легкое опьянение кружит голову, заставляя исчезнуть сковывающее меня напряжение.

— Старый знакомый, значит, — милорд тоже отпил из бокала и нахмурился, продолжая говорить, — мы уже встречались однажды, но он ушел от меня. В тот раз… — Он сделал паузу, слишком долгую, а потом молча допил бокал и налил себе еще.

Его молчание мне не понравилось, но я не осмеливалась нарушить его, понимая, что сейчас он решает, как поступить, и от этого решения зависит, будут ли жить командор и его люди.

— Он не забыл… Вот почему Рэс Ли предал моего брата, миледи. — Милорд подошел ко мне, забрал бокал из моих рук и снова наполнил вином.

Я взглянула на него и повторила:

— Ничего не забыл?

Милорд удивленно посмотрел на меня, а затем кивнул головой, словно вспомнил, что меня тогда не было. Потом залпом выпил вино и закончил:

— Он был тяжело ранен в бою, и мои люди посчитали его мертвым. Командора спасли жители одного поселения. Небольшого. Пара десятков домов в огромном лесу. Я сжег их все. — Милорд сказал это почти без выражения, без каких-либо эмоций и снова наполнил свой бокал.

Я чувствовала себя недостаточно опьяневшей, чтобы удержаться от следующего вопроса:

— Что стало с людьми?

Милорд не удостоил меня даже взгляда, но ответил:

— Я уже сказал, Лиина. Я сжег их всех… Спастись удалось командору и нескольким жителям. У нас не было времени, чтобы гоняться за ними по лесам.

Легкая и приятная усталость, вызванная вином и недостатком сна, исчезли без следа, когда до меня дошел смысл его слов. Я выпрямилась в кресле скорее инстинктивно, чем осознавая, что мое тело желает незамедлительно вскочить с него и сбежать из этой комнаты.

Я сжала ладонь, тупо уставившись в дно своего бокала, чувствуя тошноту то ли от вина, то ли от слов милорда. Люди, охваченные огнем, до сих пор снились мне по ночам, но до сегодняшнего дня я полагала, что они — всего лишь кошмарный сон и плод воображения милорда.

Осознав реальность произошедших событий, я вдруг отчетливо поняла, что всегда это знала где-то в глубине души. Знала, что на корабле в моем сне в пламени костра умирают реальные люди. Слишком больно было от их криков. Моя душа сгорала вместе с ними в пламени огня каждый раз, когда я видела этот сон, словно все происходило наяву. А потом я подумала: «Если это была моя боль, то как милорд сумел внушить ее мне в моем собственном сне? И была ли эта боль только моей?».

Не в силах больше молчать, я прошептала в спину милорда, молча изучавшего процесс горения дров в камине:

— Всех? Даже самых юных? — После моих слов милорд резко обернулся и со странным выражением на лице спросил:

— Вы полагаете, Лиина, я способен на подобное? — Его голос не дрогнул, но глаза словно почернели, как потемнело и мгновенно осунулось его лицо, и на нем за какие-то секунды быстрой чередой промелькнули эмоции, дать названия которым я не решилась.

Я смотрела на него сверху вниз, пытаясь понять, что я чувствую, и почему эти минуты кажутся мне каким-то откровением. Кто из нас и что решал сейчас в тесной комнате, ставшей еще меньше от возникшего напряжения. А потом я сказала то, что чувствовала сердцем, не разумом:

— Вы учили меня владеть оружием… Мы танцевали в день нашей помолвки, и я помню, как вы смешили меня… Боль и страсть сплетались в один клубок от огня и холода ваших губ… Не думаю, что я хранила бы эти воспоминания в своем сердце, будь вы убийцей детей… — Я говорила медленно и с остановками, выверяя каждое слово, и соразмеряя собственные фразы с теми ощущениями, что владели мною когда-то.

Милорд поставил свой бокал на каминную полку и неожиданно подошел ко мне, заставляя подняться ему навстречу. За несколько секунд до столкновения он резко остановился и произнес, едва сдерживаясь от бушевавших внутри него страстей:

— Чего вы хотите от меня, миледи? Правды? Или хотите, чтобы я солгал вам? Правда в том, что я убивал и это — часть моей жизни и часть меня самого. Даже если бы мог, если бы смог вернуться назад, я не изменил бы ни минуты своей жизни — той жизни, что сделала меня таким. Другой я не желаю. Как не желаю стать кем-то менее значительным или просто другим. Но я чувствую, что меняюсь сейчас. И это волнует меня, словно мое «я» восстает против вашего вмешательства, столь ненавязчивого, но отчего-то весьма последовательного. Вместе с тем, я понимаю, что вы не предпринимаете для этого ни малейших усилий. Более того, вы не замечаете этих перемен, а их видят даже мои воины. Если так пойдет и дальше, вы останетесь единственной, кто этого не замечает! И вы же — единственная, кто меня понимает так, как никто другой. Я не владею вами и не владею собой! Я не владею тем, чего жажду больше всего, и уже не понимаю, хочу ли я завладеть вами, потому что жажду власти и самого мира, или хочу вас, потому что просто желаю принадлежать вам. И почему я говорю вам все это вместо того, чтобы отдать приказ о незамедлительном выступлении навстречу воинам командора? — После этих слов милорда просто затрясло, словно он что-то видел внутри себя, и эти видения были сильнее холодного разума, способного контролировать все и всегда.

На мгновение мне показалось, что он схватит меня и вытрясет из меня и мою душу, и мою жизнь в страстном желании узнать, как мне это удается, а потом уничтожит вопреки собственным желаниям, в абсолютной уверенности, что я предаю его.

— Милорд! — Я поставила бокал на подлокотник кресла и в два шага преодолела разделяющее нас расстояние.

Мои руки коснулись его запястий — они были ледяными и неподвижными, но едва ощутимая дрожь пробегала по жилам вместе с кровью.

— Милорд… Я никогда не посмела бы осудить вас за то, что являлось неотъемлемой частью вашей жизни,