это спина и обе руки конунга, нельзя идти против них, но разве я пожертвовал бы хоть чьим-нибудь ребёнком или женой, чтобы выиграть у Ньорда это сражение?

«Признай меня конунгом Свеи».

Пусть Свея признает тебя своим конунгом…

Но чего он ещё хочет? О чём он собирается говорить? Что ещё обсуждать? Я не могу понять. Я не могу понять для чего эта проволочка. Решили и разошлись… до того как снова неизбежно сойдёмся в этой войне.

Все ушли. Стало тихо, так, что слышно, как потрескивают уголья в жаровне.

— А ещё я хочу Сигню, — тихо говорит Ньорд, глядя на меня.

Я не понимаю, Сигню у него, он чего хочет, чтобы я отказался от неё?

— Этого не будет.

Ньорд вздрогнул, бледнея, с удивлением глядя на меня:

— Как ты сказал?!.

— Я сказал, этого не будет. Хочешь Свею, возьми, коли сможешь. Но Сигню… Убей меня — и тогда я не отдам её.

— Мне нужна Сигню, Сигурд! Я отпущу всех, но…

— Ньорд, повторять не буду.

— Ты не имеешь прав на неё, ты её брат!

— В это никто никогда не поверит, — спокойно говорю я, сам впервые понимая, что это так — кто в этот бред поверит?!

Моё спокойствие, похоже, выбивает почву из-под ног Ньорда. А ведь все фигуры в его руках, у меня ничего нет, мне нечем играть.

— Я вырежу всех, кто попался мне, а том числе Эйнара, если ты не отдашь её мне.

Я смотрю на него и понимаю… Я со всем ужасом понимаю… Я вижу как сейчас перед собой чёрный прогоревший костёр сонборгского терема…

— Где Сигню, Ньорд?! — спрашиваю я, поднимаясь.

Огромный, в своём росте, в своём гневе, Сигурд поднялся как гора надо мной. Ярость и страх в его глазах… У него нет Сигню. Но и у меня нет Сигню!

Плащ падает с плеча Ньорда. Но теперь ему плевать, похоже…

— Терем взорвался, Сигурд, — белея, говорит Ньорд. — Я жив только потому, что меня выбросило в окно на снег. Терем взорвался через мгновение после того, как она вышла из горницы, из ваших покоев… Я не знаю, где Сигню, Сигурд.

Ньорд говорит уже совсем другим тоном. Другим голосом…

Ещё бы… я был уверен, что она сбежала. Только поэтому и послал погоню вовсе концы Сонборга, найти беглецов. Если бы не Сигню, я не погнался бы за ними. Пусть бы уходили, город и так был мой. Она…

— Ты убил Сигню, Ньорд?..

Сигурд устало опускается на лавку боком, проводит ладонью по лицу, будто хочет отогнать кошмар:

— Что вы творите, Ньорд?.. Ты, мать? Что понесло тебя на Свею? Ты столько лет счастливо жил в Асбине…

— Ровно до того дня как впервые увидел Сигню, — вдруг говорит Ньорд. — Тогда, на вашей свадьбе я впервые подумал, что Рангхильда обвела меня вокруг пальца с Асбином.

— Девять лет, Ньорд. Ты все эти годы мечтал о том, чтобы завладеть Сигню?! — я не могу поверить в это.

— Не так-то легко, знаешь ли, было подкопаться под всесильного Сигурда Виннарен! Даже чума вас не взяла.

Я смотрю на него:

— Сигню говорила мне, я не верил.

— Говорила? — будто с надеждой спрашивает Ньорд.

Говорила, значит, чувствовала, что я хочу её. Значит… Я не так уж безразличен ей, раз почувствовала.

— Ты всю страну переворошил, разрушил, сжёг Сонборг — лучший город на земле, норвеев привёл на свою землю, ради чего, Ньорд? Чтобы взять Сигню? Ты Гомера перечитал что ли в юности? — я посмотрел на него. — И что? Взял? Ты и Свею также поимеешь — всё погибнет и распадётся. Только хаос и тлен…

— Пусть погибнет и распадётся! — закричал Ньорд злобно. — Это ты пребываешь в странных иллюзиях, что можно всех сделать равными тебе, когда ты сам равен Ассам! Ты — конунг, Сигурд, ты величайший правитель из всех, что я знаю. И что с твоей страной? Не время и не место для ваших с Сигню фантазий о всеобщем благоденствии. Да и никогда не будет такого времени на земле. Вы возомнили себя Ассами, сошедшими в Мидгард и решили здесь создать Асгард для всех, для последних червей.

Я смотрю на него:

— И ты решил повернуть всё вспять? Не остановить даже, а повернуть обратно, сделать темнее и страшнее, чем было до нас?.. Люди не черви, Ньорд. Никто не лучше и не хуже. Мы приходим в этот мир и уходим одинаково, значит и жить должны одинаково. И будет и время и место. И есть и всегда будет. Только защищаться придётся сильнее и не питать иллюзий… Солнце светит всем, не только конунгам.

— Солнце… Слишком много ты принёс солнца, оно раздражает таких как я.

Сигурд встал, не желая продолжать спор:

— Отпусти людей, я уйду. Без Сигню… Словом, отпусти людей, мы не тронем вас. Сложим оружие.

Он не смотрит на меня, выходит из палатки. Не взяв ни плаща. Ни шапки… Боги… Я убил Сигню…

Я шёл от палатки. Я не мог ни сесть на коня, ни слышать, что говорят мне алаи. Я упал лицом в снег, не чувствуя ничего больше. Сигню…

Я очнулся только через сутки. Агнета с Эйнаром на руках вошла в палатку, Хубава выглядывала из-за её спины.

— Возьми сына, Сигурд, — сказала она.

Я послушал. И… Это сразу будто влило силу в мои руки, кровь в моё сердце. Нет! Не умерла она! Нет же. Я не жил бы уже, если бы умерла. «Не верь, что я умерла, я не уйду в Хеллхейм, пока ты не отпустишь меня»…

Эйнар серьёзно и даже хмурясь, смотрит на меня, потом протягивает ручку к моему лицу, касается щеки, бороды… И улыбка озаряет его рожицу. Боги, её улыбка. Она живая, не могла умереть. Я не отпускал её, она не ушла…

— Я, что сказать хотела, Сигурд… — немного смущаясь, говорит Хубава. — я думаю, жива Сигню. Боян пошёл за ней. Его тоже нет. Он с ней. Ранены, может, прячутся или заблудились… творится-то что… Словом, я думаю, они живы.

Я смотрю на свою добрую гро:

— Я знаю, Хубава…

Она улыбается.

Конечно, я улыбаюсь. Я пришла У НЕГО узнать, жива ли Сигню. Только тот, кто вывел её с Той стороны, ЗНАЕТ, точно знает, жива наша девочка или нет.

Сигню жива, но больна. Очень.

Когда я увидел как она, как заворожённая смотрит на бегущие вверх по фитилям огоньки, я рванул её за руку и мы в последнее мгновение успели влететь в потайной вход. Терем взорвался над нами,