Сперва девочка не поняла. Потом ее глаза расширились, и она энергично закивала.

– Ну конечно! Многие рассказывают, что они делают оружие. Они куют отличные клинки!

– Бэлгрейглангреане делают лучшее оружие на лике Элан! – воскликнул Мороз. – Мы одни владеем секретом разных сплавов! Наши предки превращали клинки в произведения искусства задолго до того, как ваш народ пришел в Рхулин.

– Ваши клинки так же хороши, как и фрэйские? – спросила Персефона.

Оба дхерга дружно сплюнули.

– Эльфы научились всему, что знают, от нашего народа! – заявил Мороз.

– Ты хотел сказать, они украли у нас знания, – поправил Потоп.

– Вы видели меч Рэйта?

– Который их двух? – спросил Потоп.

– Фрэйский клинок. Вы можете сделать лучше?

– Ну, э-э… – Мороз посмотрел на собрата. – Лично я – нет. Мы с Потопом не кузнецы. Я же говорил: мы строители, наш профиль – стены, колонны и мосты. Тебе нужны укрепления? Их мы построим. Дождь – землекоп. Нужен тоннель – смело обращайся к нему. А в металлургии и холодном оружии мы не разбираемся. Мастера тщательно хранят свои секреты.

– Твой народ умеет делать путные мечи?

Дхерги опешили.

– Ну, конечно же! – объявил Потоп.

– Сколько вы можете сделать?

– В каком смысле – сколько?

– Если твои люди захотят, сколько мечей они способны сделать?

– А если твои люди захотят, сколько хлеба они способны выпечь?

Персефона улыбнулась.

– За короткое время мы испечем тысячи хлебов.

– Во времена короля Мидеона кузни Друминдора ковали для войны с эльфами тысячи мечей в день. И все клинки были получше того, что носит Рэйт.

– Великан, о котором ты говорил… Насколько сильно вам нужно от него избавиться? Если бы я убедила свою подругу Арион помочь вам, смог бы ты убедить своих оружейников помочь нам?

Мороз и Потоп обменялись удивленными взглядами. Потом Мороз сказал:

– Позволь заверить, что Гронбах будет безмерно благодарен за избавление от… от великана, о котором мы упоминали. И хотя я не вправе давать обещаний от его имени, думаю, что смогу условиться с ним о встрече, чтобы вы договорились сами. Устраивает?

Слово «устраивает» прозвучало бледно и неубедительно, особенно учитывая, что от него зависела судьба целой расы…

– Да, – ответила Персефона. – Я буду тебе очень благодарна.

– Ты ведь думаешь об этом, не так ли? – спросила Арион. – Каково касаться струн мироздания?

Девочка-мистик со своей волчицей сидела на поле, вдали от шерстяных навесов. В руках у Сури была веревочка. Она плела этот узор тысячу раз и знала сотни способов менять плетение, чтобы создавать другие узоры, но пальцы ее не двигались.

Сури вопрос проигнорировала, и Арион опустилась с ней рядом. От мокрой фрэи пахло океаном.

– Ты что, свалилась в море? – спросила Сури.

– Я купалась. Тебе тоже стоит попробовать. Впрочем, я не чувствую себя такой чистой, как хотелось бы.

– Разумеется, ты чистая! Ведь ты постоянно моешься.

– Нет, думаю, дело в соли. В воде ее полно. Она ужасно сушит кожу, хотя купаться было здорово! Тебе наверняка понравятся волны. Они поднимают тебя и несут, будто летишь!

Сури усмехнулась. Уже много дней Арион так и сыпала метафорами.

– Недавно шел дождь, знаешь ли. Помогает лучше, чем океан. И никакой соли.

– И все же он не помог, судя по твоему виду. И по запаху.

Сури оглядела себя с недоумением. После проливных дождей, во время которых они с Минной обследовали лужицы на каменистом берегу и продуваемые ветрами просторы вокруг Тирре, на ней не осталось ни пятнышка – не считая босых ног, потому что от грязи никуда не денешься. Не найдя смысла в замечании Арион, Сури снова сосредоточилась на веревочке между пальцами. Она никак не могла решить, что делать дальше. Арион наблюдала, заставляя Сури нервничать.

– Чего? – воскликнула она на рхунском.

– В том-то и беда в забавах с веревочкой, – ответила Арион. – Поэтому в нее и играют лишь начинающие. Как только прикоснешься к настоящим струнам, веревка навсегда станет просто веревкой. Ты понимаешь, что узоров очень много. Хуже того, ты видишь, что это слабое подобие струн природы. Искусство дарует бесконечное множество вариантов. Все в мире вплетено в ткань реальности, все взаимосвязано, каждый прожитый миг создает новые связи, вносит изменения в невообразимо сложную паутину жизни. Некоторые нити трогать нельзя, другие можно. Некоторые сперва кажутся неподвижными, но в правильных условиях их удается передвинуть. Настроив струны, ты научишься их перебирать, создавая музыку. Разные тона составляют язык мироздания и служат строительными блоками всего сущего. Порой чувствуешь, что все на свете возможно, если только распутать сложные места.

Арион потянулась и погладила Минну. Волчица открыла глаза, однако голову поднимать поленилась.

– У тебя есть дар заглядывать за завесу и видеть устройство нашего мира, дар настраивать его на свой лад. Разумеется, ты и сама являешься частью плетения.

– Неужели я паук?

Арион покачала головой.

– Нет, нить ткешь не ты. Мастера Искусства не могут создавать новое, они лишь образуют связи между тем, что уже существует. Мы являемся его частью, а значит и паутиной, отдельными нитями в узоре. Изменяя узоры, ты меняешь мир и саму себя, потому что ты – часть этого мира. Создавая узор, ты создаешь собственную жизнь.

– Всякий раз, когда ты говоришь об Искусстве, оно кажется мне все менее привлекательным.

Арион улыбнулась.

– Скажи правду, Сури. Перед тем, как я села с тобой рядом, ты поняла, что любимая игра больше не радует?

– Она нам больше не нравится, правда, Минна?

Волчица лежала на боку, высунув язык, и тяжело дышала. Сури скривилась.

– Ты испортила мою игру, а теперь посмотри, что ты сделала с Минной! Найди себе кого-нибудь другого…

Из темноты вышла Персефона в сопровождении Брин и маленьких человечков, вечно звеневших при ходьбе.

– Извините, – сказала Персефона. – Я не хотела вам мешать.

– Уж лучше помешай, – проворчала Сури.