Не сами идут?

Путы спали, а девица склонилась над котлом и косу убрала, голову вывернула нехорошо, подставляя под удар белое горло.

Норвуд заворчал. А жрец… жрец усмехнулся, чтобы в следующее мгновенье…

- Стой, - княжич повернулся резко. – Я согласен.

- Согласен? – темный клинок в руке жреца гляделся уродливым когтем. А может, и был им. Мало ли на свете странных зверей? Норвуду ли не знать.

- На твое предложение. На обмен. Я принесу себя в жертву… добровольно. А ты отпустишь их. Их и моих людей.

- Надо же, - жрец тоненько хихикнул и уродливое его лицо стало еще более уродливым. – Стало быть… согласен? Ты, княжий сын и наследник, добровольно взойдешь на алтарь, чтобы спасти… холопок?

- Людей, - покачал головой Вышень.

И Норвуд пошевелил пальцами, разгоняя кровь. Ишь, занемели.

- Это глупо.

- Пускай.

- Заклятье почти сплетено. И ты нужен госпоже, как и твой отец… скоро мертвое войско кагана Ибузира очнется ото сна и нападет на город.

Норвуд замер.

Войско?

Какое, мать его, войско…

- Мой брат откроет путь во дворец, чтобы ты и твои люди исполнили предназначение.

Вышнята выдвинул челюсть вперед.

И взгляд его…

- Если откажешься ты, то… нам придется звать твоего отца. Он не откажется. Но тогда там, внизу, - жрец махнул рукой. – Защитников станет меньше, ибо за твоим отцом пойдут и другие… город, конечно, устоит, ибо госпоже не нужно разорение. Но погибнут многие. Чем их жизни хуже, чем жизни этих девушек?

- Я… не знаю!

Вышнята тряхнул головой.

- Я… не хочу больше…

- Никто не хочет, человек. Мы тоже против крови, что льется зря… но эти девушки уже мертвы, - теперь жрец говорил ласково. – Их силу выпили, как ту, что каплей дара горела, так и жизненную. Даже если я отпущу её, она просуществует недолго. Поверь. У моего рода большой опыт. К сожалению.

И темная рука коснулась девицы.

- Они не испытывают страха. Не чувствуют боли. Они не понимают, что происходит, в отличие от тех, кто умрет внизу… умрет из-за твоей неуместной слабости.

- Проклятье! – Вышнята сжал голову в огромных ладонях. – Как же я вас всех…

- Вы, люди, слишком беспокойны. Правда, свей?

Жрец осклабился.

И клинок вновь поднялся, медленно, дразня… на кривом острие его блеснуло солнце.

…треснул туман.

Натянулось белое его полотно. И жрец, почуяв неладное, обернулся, а второй вскинул руки, готовый сотворить заклятье.

И Норвуд прыгнул.

С земли.

Оборачиваясь в полете, норовя вцепиться в горло тому, в черном, который точно не был человеком, понимая, что не успевает.

- К бою! – взревел Вышнята, выхватывая меч, а после упал, захлебываясь кровью. – Бейте тварей! Всех… тварей… кто…

Он был слишком большим, чтобы позволить проклятью одолеть себя. И клинок, отправленный сильной рукой, провернулся в воздухе и пробил темные одеяния, и тварь, явно удивленную.

- Ты… - прошипела она. – Пожалеешь… княжич.

- Уже, - Вышнята вытер кровь с лица. – Жалею. Что… отец… связался…

Кривой клинок ударил Норвуда по морде, вспоров такую надежную волчью шкуру. А удар в грудь отшвырнул зверя на землю, выбив дух.

- Так даже лучше, - черное одеяние сползло с лица, и лицо это оказалось обыкновенным, чересчур костистым, пожалуй, кривоватым слегка. – Твоя кровь тоже неплоха…

Жрец стряхнул темные капли в котел.

И мир задрожал.

А потом… потом что-то изменилось.

Взвыла стая, окончательно проламывая тонкую грань между мирами. И бледный туман, который обыкновенно развеивался, вдруг пополз из дыры, норовя заполонить всю-то долинку. Норвуд вскочил. Заголосила старуха. Сзади раздался чей-то хрип. И запах крови сделался тяжелым.

Сладким.

Рот наполнился слюной, а туман… туман спешил подобраться к котлу, заглянуть в него и, напитавшись темною силой, подняться к самым небесам.

- Убей… - Вышнята еще жил. Стоял, опираясь рукой на землю, силясь подняться, захлебываясь собственной кровью. – Убей его… всех их… не дай им… отец… ошибся…

Из тумана выступила тень, в которой ныне не осталось ничего человеческого, и мелькнула рука, вгоняя нож в спину княжича.

- Твоя жертва принята, - сказал жрец и оскалился.

Норвуд оскалился в ответ, уже понимая, что опоздал.

Но это не значит, что он позволит твари вот так… в волчьем теле есть свои преимущества. И клинок скользнул по шкуре, а клыки вцепились в белое мягкое горло.

Кровь твари была горькой.

А смех… пускай себе смеется. Перед смертью можно.

Порядочного человека можно легко узнать по тому, как неуклюже он делает подлости.

Из наставлений боярина Вертюхова старшему сыну.

Мишанька успел догнать батюшку. С трудом. Все ж бегать во всех этих юбках – дело неудобственное. И ладно-то хоть наряд сподобили более-менее свободный надеть, в ведьминых платьях он бы и того не сумел.

- Надо… срочно…

- Некогда, - Гурцеев взмахнул рукой, а после отряхнулся, скидывая тежелую шубу, как есть, на грязные камни.

И шапка за нею последовала.

А вот посох свой батюшка не отпустил, повел кругом, и воздух затрещал от силы, которая того и гляди прорвется.

- Им мертвую воду подсунули! – рявкнул Мишанька, понимая, что еще немного и батюшка уйдет.

Опять.

Всегда-то у него находились дела преважные, тогда как собственные Мишанькины представлялись ему пустыми, времени и внимания не требующими.

- Что?

- Мертвую воду, - Мишанька с раздражением отбросил косу за спину. – Подсунули. Соколовой. Полагаю и Медведевой. И прочим из тех, что порододовитей. Ну, ты понял.

На родовитости споткнулся.

Батюшка сдвинул брови, но хотя бы слушает.

- Вот, - Мишанька протянул флакон, обернутый кружевным платочком Аглаи. – Мне Соколова выдала. Её матушке жрец, который… камень зажигал алтарный присоветовал. Сказал, чтобы выпила, тогда станет краше прежнего. Хотя там уже краше некуда.

- И остальным…

- Я не проверял. Не успел. Собирался, но к царице позвали… что тут происходит?!

- Смута.