- Нет… - взвыл арахнит.

- Урлак…

…Никита отвернулся. Тварь… не то, чтобы он жалость испытывал, но в одном арахнид был прав: он действовал сообразно своей натуре.

Как и люди.

А сила…

…боги, наверное, далеко были, если сила все еще молчала. И в душе вдруг стало так пусто, маятно, что… так не может быть. Людей Никите тоже жаль… всегда было, пока, конечно, он не стал сволочью. А теперь… теперь бы каплю силы. Всего каплю… если дотянуться…

- Может, - сказала Стася на редкость спокойным голосом. – Убивать его все же не стоило? Какой-никакой, а все источник информации…

- Клятва отзовется, - царица встала над огромным чаном. – А твари… тварей тут хватает и без арахнид.

Сухо треснуло стекло.

…и сила подалась. Всколыхнулась.

Никита стиснул зубы.

Он не отпустит. Он… пусть бы вовсе сила эта потом уйдет в него, что в песок… пусть он обречен, если тварь не солгала. Пусть… но здесь и сейчас эта сила нужна.

Раз уж огненного меча не дали.

И пальцы привычно опалило, а потом и ладони, и руки. И сила выплескивалась неконтролируемым потоком, грозя выплеснуться до капли.

Пускай.

Никита подумает об этом потом, а пока… пока он осторожно положил звереныша на стол и встал, стараясь не глядеть в угол, где лежало тело твари. Пальцы зашевелились, выпетая знакомый узор, и пусть от избытка силы ныли кости.

Теперь он видел и переломанный хребет, срастить который не так и сложно, и поврежденную нервную ткань, требующую куда более тонкой работы.

Ничего.

Ребра.

Трещина.

Кровотечение. И как-то вот прежде не случалось Никите работать с повреждениями столь серьезными, однако… справится.

Справился.

Взял вот и справился. Сам. Только пальцы дрожат, и внутри снова пустота зияющая, на дне которой ни капли силы. Стало быть, цена?

Пускай.

Никита осторожно поднял котенка: он как-нибудь и без силы проживет.

…у меня к тебе чувство глубокого личного превосходства.

Из признания, сделанного неким княжичем своему сердечному недругу.

Озеро волновалось.

Это, пожалуй, первое, что отметил Ежи. Озеро волновалось. Воды его сделались черны и густы. И ветер носился по-над ними ошалевшим жеребцом. И ярость его передавалась волнам, которые неслись одна за другой, чтобы расколоться о камни.

Брызгами.

Пеной.

А уж потом в лицо ударил запах стылой воды и крови. И Ежи будто очнулся, скатившись со спины серого волка. Зверь же встал перед ним, широко расставив лапы, голову опустил.

Из глотки его донеслось гулкое рычание.

И люди, что поднимались с земли, замерли.

- Твар-р-ри… - донеслось откуда-то сбоку, и Ежи оглянулся. Он был… туманная тропа выпила силы, но не так, чтобы вовсе не удержаться на ногах.

Сзади тихо выругался Радожский, и этот голос потонул в вое ветра.

- Бейте их! – взвизгнал пухлый человечек, взмахнув руками. – Бейте…

На земле волк силился справитсья с человеком, тогда как другой вскинул руки, выпуская почти сотовренное заклятье, которое…

…крутанулась, завизжала и захлебнулась кровью старуха. Остались неподвижными девки, что сидели рядком. И ветер хлестал их по белым лицам, но они только улыбались, а из открытых глаз сыпались слезы.

…воды отступали.

Ветер стих вдруг да…

- Назад, - прохрипел седоволосый воин, силясь подняться с земли. – Все одно… живыми не оставят… мы… не попустим… за… княжича…

Его пожирала чернота, и Ежи протянул к ней руку, призывая её. Та откликнулась, пусть не сразу, но потекла, потянулась тончайшими нитями, прилипла к пальцам.

И внутрь вошла.

Ежи почувствовал, как чужая сила разливается, роднится, становится своей. Так-то лучше… и стоять он уже способен.

И идти.

А воды отступали. Медленно. Неспешно. По капле, по волоску отползали, оставляя волглую линию на песке. И заклятье, то, древнее, не им, Ежи, сотворенное, еще держалось. Но ему уж недолго-то было. Ежи чувствовал: время выходит.

И все ж момент, когда заклятье рассыпалось, пропустил.

Он остановился подле воина, который еще дышал, наклонился, заглянув ему в глаза, и спросил:

- Жить хочешь?

- Н-не уверен, - тот все же поднялся, опираясь на меч, встал, обвел воинство свое и осклабился кровавой улыбкой. – И они… стало быть…

- Ты за своих людей отвечаешь.

- Хорошо, - воин повел плечами и поглядел на существо, что лежало на земле, вывернув шею. Оно было мертво, и кажется, это обстоятельство удивляло несказанно. – Княжич…

Огромный человек, куда больше всех, кого когда-либо Ежи видел, лежал, раскинув руки, будто силясь землю обнять.

Ежи покачал головой: мертвецов оживлять он не способен.

- Зимогор! Убей его! – взвизгнул толстяк и опустился на землю, получив удар по макушке.

- Мешается, - пояснил князь Радожский и кулак потер. – А голова у него твердая…

- Кость же ж, - сказал Ежи, удивляясь, как сие самому Радожскому не понятно.

- Вы… - с земли поднялась темная тень, пронзенная клинком. Человек не способен жить с такими ранами. Но то, что встало, человеком не являлось. – Вы все одно не остновите госпожу…

Клинок в его руке коснулся бледного горла, отворяя кровь. И та хлынула потоком, питая заклятье.

Добровольная жертва.

Добровольная…

Волны замерли, и показалось на долю мгновенья, что не смирятся они, что не хватит этой вот гнилой крови, чтобы разорвать древние цепи.

А потом…

….потом вода поползла.

- Твою ж… - Радожский задумчиво потер руку. – Надо вниз, тут мы только если посмотреть…

- Надо, - Норвуд разогнулся, огляделся и, кивнув парню, сказал. – Этот долг я не забуду.

- Да уж… - Зимогор махнул рукой. – Там… там смута будет. Я… не хотел. Княжич клятву дал. Не хотел, но отец стребовал. А он… наследник. Разве можно ослушаться? Поверил. Клятву… на крови… и мы следом. Вы проклятье сняли?

- Временно, - вынужден был признать Ежи. – Я не ведьмак пока. Только учусь…

- Ничего… тоже хорошо. Помру человеком, - Зимогор мотнул тяжелой головой. – Тут тропа есть, аккурат к берегу, если… надо только осторожно.