По ходатайству Бирона Волынскому отрубили вначале руку, а потом голову. Язык Артемию Петровичу вырвали еще накануне.

Вместе с ним казнили советника А.Ф. Хрущева и архитектора П.М. Еропкина. Вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Федору Ивановичу Соймонову вырвали ноздри и отправили в каторжную работу на Охотский солеваренный завод.

«Между тем как в столицах и городах все сословия трепетали, из опасения раздражить подозрительного тирана (Бирона. – Н.К.) самым неумышленным словом, – пишет Николай Герасимович Устрялов, – в селах и деревнях народ стонал от его корыстолюбия, столь же ненасытного, сколько беспредельна была месть его. Со времени ревизии в 1719 году в подушном окладе обнаружилась значительная недоимка, которая, невзирая на строгие меры Петра, с каждым годом накапливалась. Для взыскания ее Екатерина учредила при Сенате доимочный приказ; зло, однако, не уменьшалось и еще более увеличилось при Петре II, когда вообще мало думали о порядке управления. В начале царствования Анны казна считала в недоимке более 7 миллионов рублей тогдашних. Императрица видела необходимость усилить строгость мер и восстановила доимочный приказ, остававшийся в бездействии при ее предшественнике. К несчастью, в России настал голод, продолжавшийся несколько лет; жители самых хлебородных областей впали в крайнюю бедность. Со справедливой строгостью соединяя милость, государыня неоднократно облегчала участь своих подданных, прощая им подушные оклады. Бирон внушил ей иные мысли: недоступный состраданию, чуждый милосердия, презирая все русское, употребляя самое слово “русский” единственно в смысле укоризны, он не хотел слышать о всеобщем бедствии; взял в свое ведение доимочный приказ и прежде всего обратил всю злобу на губернаторов: посланные им офицеры заключали областных начальников в кандалы за мнимое нерадение о взыскании податей; вслед за тем воинские команды отправлены были в села и деревни для правежа недоимок. Возобновилось татарское время. Исполнители Бироновой воли забирали все: хлеб, скот, одежду; дома предавали огню, а крестьян выводили в поле и там, нередко в жестокую стужу, держали на правеже, т. е. секли беспощадно; целые деревни опустели; многие были сожжены; жители сосланы в Сибирь. Но так как беспрерывное отправление отдельных команд оказалось неудобным и безуспешным, то самим полкам поручено было заботиться о своем содержании, и каждому из них назначены были деревни, где солдаты брали все, что могли.

Взысканные таким образом миллионы рублей не смешивались с общими доходами, а поступали в секретную казну; суммами ее распоряжался один Бирон безотчетно и употреблял их в свою пользу, на покупку поместьев в Польше и Германии, на конские заводы, на великолепные экипажи и прочее».

Дорого, очень дорого стоило России любостяжание Бирона; не дешевле обошлось и его управление внешними делами государства. По наблюдениям современников, все десять лет правления Анны Иоанновны Бирон самовластно распоряжался Российской империей.

Немалую помощь в этом оказывал ему обер-гофкомиссар, финансист Леви Липман. Бирон, как утверждается в «Еврейской энциклопедии», «передал ему почти всё управление финансами и различные торговые монополии».

Считается, что Бирон был истинным виновником безуспешного окончания войны, предпринятой при самых благоприятных обстоятельствах, ознаменованной блестящими успехами, но, как писал Н.Г. Устрялов, по прихоти Бирона кончившейся одним разорением государства.

Вместе с Леви Липманом Бирон устроил настоящую распродажу России. На аукцион выставлялись и политические интересы России, и сами ее граждане. В мае 1733 года Липман и Бирон организовали продажу Фридриху-Вильгельму высокорослых русских рекрут[109]…

Все эти деньги, как утверждал Миних, утекали из государственной казны «на покупку земель в Курляндии и на стройку там двух дворцов – не герцогских, а королевских, и на приобретение герцогу друзей-приспешников в Польше. Кроме того, потрачены были многие миллионы на драгоценности и жемчуга для семейства Бирона: ни у одной королевы в Европе не было бриллиантов в таком изобилии, как у герцогини Курляндской»…

Впрочем, велось строительство и в Санкт-Петербурге…

В последний год жизни Анны Иоановны академик Г. Крафт выстроил на Неве между Зимним дворцом и Адмиралтейством для свадьбы шутов князя Голицына и вдовы Бужениновой Ледяной дом.

«Всего удивительнее то, что фасад дома был украшен восьмью ледяными пушками на лафетах, и при стрельбе из них оне выдерживали заряд в три четверти фунта пороха», – сообщал в Париж маркиз де ла Шетарди.

Особенно восхитило свидетелей, что железное ядро, выпущенное из ледяной пушки с расстояния шестидесяти шагов, насквозь пробило доску толщиной в два дюйма.

Между прочим, в том же 1740 году у полунемки Анны Леопольдовны и чистокровного немца, принца Брауншвейг-Беверн-Люнебургского-Антона-Ульриха родился 12 августа сын – долгожданный наследник престола Иоанн Антонович…

Как мы уже говорили, мать Анны Леопольдовны, Екатерина Иоанновна, как и ее младшая сестра Анна Иоанновна, была взята Петром I под покровительство, которое выразилось в том, что он сделал племянниц фигурами в своей маловразумительной политической игре.

Анна Иоанновна была выдана им замуж за племянника прусского короля, курляндского герцога Фридриха-Вильгельма, который умер сразу после свадьбы, не рассчитал сил в петербургских баталиях с Бахусом. Ну а Екатерине Иоанновне венценосный дядюшка подобрал в женихи герцога Мекленбург-Шверинского Карла-Леопольда, который был уже дважды женат, а с последней супругой к тому же и не был разведен!

В 1722 году, после шестилетнего замужества, Екатерина Иоанновна вынуждена была оставить взбалмошного супруга – это от него досталось ей прозвище «дикая герцогиня»! – и вернулась с трехлетней дочерью в Россию[110].

Здесь юная принцесса росла, как и ее матушка, рядом с прудами, наполненными стерлядями, рядом с дворцовым театром, рядом с конюшнями, где совершались наказания.

Из германских земель Екатерина Иоанновна вывезла страсть к театру, и Измайлово при ней превратилось в театральную столицу Российской империи. Актрисы набирались из придворных дам и фрейлин, актеры – из крепостных, доморощенных артистов, парики брали у голштинцев, костюмы мастерили подручными средствами.