– Меня удивляет это предложение! – куражась, сказал он. – Прошу уволить меня от такого бремени, я не в состоянии взяться за такое дело…

– Ваша светлость! – напыщенно произнес Миних. – Это не человек твою светлость о том просит, но великая империя. Прими весло правительства, лучше тебе при этом весле быть.

Утром 6 октября Миних, Остерман, Бестужев, Левенвольд, Ушаков, Головин, Куракин, Трубецкой, Салтыков и Шепелев, имея уже при себе изготовленный ночью манифест об объявлении Иоанна наследником, были допущены к императрице.

– Милостивая императрица! – заявил после подписания манифеста Миних. – Мы согласились, чтоб герцогу быть нашим регентом; мы просим о назначении герцога правителем.

Анна Иоанновна ничего не ответила на это.

Как явствует из рассказа Миниха-сына, Бирону не удалось тогда добиться своего. Сам Бирон на допросе отрицал свои хлопоты. Более того, он утверждал, что императрица не подписывала бумаг по его настоянию…

«Когда главные чины государства проведали, – писал он в составленной им оправдательной записке, – что уже и несколько дней прошло без подписания, то единогласно и в таком случае условились, когда б Ея Императорское Величество не подписала и скончалась бы, не учинив распоряжения, определить меня своим правителем. Чтоб cиe утвердить, созваны были все знатные особы, о чем сведал я не прежде как 24 часа спустя, а когда сказали мне о том, дивился, как можно было к сему предприятию приступить, не сказав мне ни слова. Но они остались непоколебимы в решении своем. Не довольствуясь сим, некоторые из первых особ, без моего ведома, положили сочинить прошение на имя Ея Императорского Величества».

Прошение это подписали: Миних, Трубецкой, Остерман, Черкасский, принц Гессен-Гамбургский, Чернышев, Ушаков, Левенвольд, Головин, Головкин, Куракин, Трубецкой и Бестужев.

Впрочем, существенней не соблюдение политеса, а то, что никакого противодействия на пути к власти Бирон не встретил. И так странно и парадоксально совпадают по рисунку эти придворные интриги с теми, что предшествовали призванию на трон Анны Иоанновны. И то, что те верховники пытались предотвратить появление у руля государственной власти Бирона, а нынешние стремились закрепить эту власть за Бироном, ничего не меняет.

«Герцог Курляндский, граф Остерман и князь Алексей Михайлович Черкасский составили духовное завещание от имени Императрицы. Остерман, в течение нескольких лет не выходивший из дому, под тем предлогом, что подагра препятствует ему двигать ногами, велел принести себя в креслах во дворец к изголовью императрицы за несколько часов до ее кончины, – рассказывал фельдмаршал Миних, – и здесь, вынув из кармана бумагу, спросил Государыню, не угодно ли ей будет выслушать свое завещание?»

– Кто писал его? – спросила императрица.

– Ваш нижайший раб, – изгибаясь в кресле, сказал Остерман.

Затем он читал завещание, и когда дошел до статьи, что герцог Курляндский будет регентом в продолжение шестнадцати лет отрочества молодого императора Иоанна Антоновича, Анна Иоанновна прервала чтение.

Это она сама назначила Иоанна Антоновича еще до его рождения своим наследником.

Эрнст Иоганн Бирон. Гравюра 1750-х гг.

Но сейчас она почему-то не вспомнила о внуке.

– Надобно ли это тебе? – спросила она у Бирона.

Бирон кивнул.

Так, 16 октября, верный Яген был назначен регентом при младенце-императоре.

На следующий день, шепнув Бирону: «Не боись!» – императрица померла.

Бирон и не собирался никого бояться.

Десять лет он правил Россией из-за спины Анны Иоанновны. Теперь Бирон собирался править страной открыто. Конечно, он догадывался, что не все довольны его назначением, но он знал и то, что никто из русских аристократов, трусливую психологию которых он изучил за десять лет, не осмелится оспорить это назначение.

Как утверждают современники, в день кончины императрицы Бирон «стонал громко и притворился быть от грусти вне себя», но тем не менее это не мешало ему четко и хладнокровно прибирать к рукам власть.

Миних-сын вспоминает, что, приметив замешательство принца Антона-Ульриха, застывшего за стулом Анны Леопольдовны, герцог резко спросил его, не желает ли и он выслушать завещание императрицы.

Брауншвейгский принц, не сказав ни слова, покорно направился к генерал-прокурору, читавшему завещание, терпеливо выслушал, «как читан был его или, паче сказать, супруги его приговор».

Тут же герцог отдал распоряжение перенести младенца Иоанна Антоновича в помещения дворца.

Законно Бирон властвовал в России всего три недели, и немногие распоряжения его обличают в нем человека по-курляндски справедливого…

Родителям императора он, к примеру, назначил ежегодно 200 тысяч рублей содержания, принцессе Елизавете Петровне – 50 тысяч, самому себе – 500 тысяч.

Некогда в Митаве Бирон боролся с Бестужевым за обладание телом Анны Иоанновны, теперь, без всякой борьбы, они вдвоем мирно обладали всей оставшейся от Анны Иоанновны властью. Бестужев стал кабинет-министром, а Бирон – регентом.

Кабинет-министр Бестужев и следил добросовестно за всеми злоумышлениями. Между прочим, он первым доложил регенту, что арестован на Васильевском острове гвардейский капитан Бровицын, который вел с солдатами разговоры, отчего это Бирон регент, а родной отец императора без дела сидит? Бровицына доставили в Тайную канцелярию, и с дыбы он показал, что столь возмутительные речи вел с ведома принца Антона-Ульриха…

Спокойно выслушал Бирон верного кабинет-министра.

Семнадцать лет верховная власть в его, Бирона, руках по закону находиться будет. За семнадцать лет многое можно успеть.

Только надо ли ждать семнадцать лет? Задумался герцог…

Судя по всему, рано или поздно, но он все равно бы пришел к выводу, что нет нужды ждать семнадцати лет, чтобы арестовать Анну Леопольдовну с мужем. Бирон ждал лишь похорон Анны Иоанновны, чтобы не омрачить их арестом племянницы покойной.

Тем более что на саму Анну Леопольдовну у Бирона давно зуб имелся. Еще с той поры, когда отвергла она его сына Петра и предпочла принца Антона-Ульриха.

А Петр-то красавцем вырос и умом богат зело был.

Шестнадцать лет всего, а уже подполковник Конной гвардии, кавалер орденов Александра Невского и Андрея Первозванного. Если его на великой княжне Елизавете Петровне женить, тогда и младенца-императора не надобно будет. Можно тогда и его придушить ночью…

7 ноября обедал у Бирона фельдмаршал Миних с семейством. За обедом Бирон задумчив был. Рассеянно слушал Миниха, а сам думал…