Не успел Эйгенграу подумать о том, чтобы защищаться, как прогремел выстрел, пуля прошла сквозь его плечо и вырвалась из спины. От удара его развернуло. Пистолет вылетел из руки и заскользил по полу. Он привалился к груди безликого канонира, который даже не попытался его поймать. Никогда прежде в него не стреляли, и Эйгенграу с удивлением обнаружил, насколько это больно. Не было похоже на ожог от угля или порез на пальце; ощущение не сосредотачивалось в одном месте. Он чувствовал боль в каждой конечности; в пальцах ног и мочках ушей. Он хотел уползти от боли, но не мог, потому что она ползла следом. На самом деле чем больше он шевелился, тем туже стягивался внутри узел агонии. Но Эйгенграу должен был двигаться. Он должен был выбраться отсюда.

Генерал ощупью двинулся вдоль линии орудий, опираясь на них, чтобы не упасть, и попятился туда, откуда пришел. Рискнув оглянуться, он увидел рогатую мерзость, которая устремилась следом. Эйгенграу испугался, что она собирается забодать его рогом и довершить начатое.

Ужас ускорил его, несмотря на растущую потерю крови. Он спустился по лестнице и пробежал мимо кают на нижней палубе за несколько ударов сердца, которое билось отчаянно быстро. Он ожидал, что в любую минуту на него набросится новый людоед. Но этого не случилось. Затем генерал почувствовал запах свежего воздуха, более сладкий, чем любые духи, и понял, что вот-вот спасется.

Он ухватился за края открытого люка и наклонился в темноту. Холодный ветер хлестал его по щекам, и он наслаждался приливом эйфории.

И все же генерал не посмел пройти над пропастью на подгибающихся ногах. Он опустился на четвереньки и пополз по дрожащему трапу, с плащом, запутавшимся вокруг шеи. Благополучно вернувшись на крепкий пелфийский пирс, он встал и замахал руками высоко над головой. Не обращая внимания на резкую боль в груди, он подал сигнал Пипину на борту «Арарата» открыть огонь.

Он побежал к пальмам и «оловянным солдатикам», которые окружали городские ворота. Он не чувствовал пальцев ног, дыхание сбивалось, но мысль о надвигающемся шквале гнала его прочь. Не успев добраться до сторожки в конце пирса, он крикнул, подзывая двух сонных сторожей:

– Вы двое! Человека к «оловянным»! Включить сигнал тре…

Его слова заглушил грохот выстрелов. Он повернулся и увидел дугу из трех пылающих копий, которые сиганули с крепостных валов «Арарата», проплыли над половиной порта и пронзили оболочку «Авангарда».

От вспыхнувшего следом огненного шара тени трех мужчин вытянулись в длинные черные хвосты. Они вздрогнули от жара, когда горящий газ превратил шелка в пепел. Стальной корабль, острый и гладкий, как поручень саней, канул вниз мимо порта, утаскивая за собой дым и пламя.

Последовавшая тишина была сюрреалистичной, словно в затихшем выжженном лесу.

Эйгенграу потребовалось совсем немного времени, чтобы вновь обрести бесстрастное самообладание. Он нашел в себе силы выпрямить спину и прочистил горло, прижав ко рту кулак. Он отодвинул край плаща от раны и без особой спешки сказал ночным сторожам:

– Ну ладно, пусть один из вас добудет мне доктора, а другой – выпивку. Это была долгая ночь, и у меня ужасно пересохло в горле.

Эдит вышла из разгромленной каюты, где лежала с непокрытой головой полуразобранная Хейст, и столкнулась с Байроном. У оленя был дикий взгляд. От рога остался лишь раздробленный обрубок рога – Эдит изумилась столь жестокой травме. Байрон сказал, что Фердинанд мертв, как и большая часть абордажной команды, и что он подстрелил Эйгенграу, который убежал, хотя, возможно, она все еще сможет догнать генерала, если поторопится. Слова сами собой полились из него. Казалось, он был в большом потрясении. Эдит схватила его за плечи:

– Забудь об Эйгенграу, Байрон. Мы должны убедиться, что не потеряли мостик. Ну же!

Она быстро повела его вверх по кормовой лестнице. Поднявшись на последнюю ступеньку, они увидели первые признаки происшедшей битвы. Один солдат генерала опустился на колени, прижавшись щекой к деревянной обшивке. Из уголка его глаза сочилась кровь, но в остальном он казался невредимым. Он тихо стонал. Он казался не совсем живым и еще не мертвым. Капитан Уинтерс изумилась, как Охряник смог нанести такой очевидный ущерб, оставив так мало доказательств насилия. Хотя, возможно, она должна быть ему благодарна. Конечно, это лучше, чем обезглавливать людей вручную, что он когда-то и делал.

А потом она увидела мостик.

Повсюду валялись тела. Большинство солдат были несомненно мертвы, их униформа напоминала черные острова в озерах крови. Но некоторых, похоже, постигла та же участь, что и новобранца в коридоре. Они были бесчувственны, как жалкие пьяницы, и проливали алые слезы.

Красная Рука стоял среди них, в окровавленной нижней рубашке, с мечом в груди. Он все вертелся и крутился, пытаясь дотянуться до рукояти, торчащей из спины. Среди своего кружения он заметил их в дверях и улыбнулся.

– Здравствуйте, капитан! Я чувствую себя как собака, пытающаяся поймать собственный хвост! – Он засмеялся, как будто это была салонная игра.

– Стой спокойно, – резко сказала Эдит.

Охряник подчинился, и она, схватившись за рукоятку, вытащила клинок.

Он слегка споткнулся, хихикая от облегчения и почесываясь.

– Ах, так намного лучше. Я не мог сесть!

Он вернулся на свой пост и с довольным вздохом плюхнулся в кресло пилота. Казалось, он не замечал или, по крайней мере, был безразличен к окружавшей его смерти.

– У меня хорошие новости. Я нашел виновника назойливой тревоги. Корабельные левитаторы полностью зарядились.

– Корабельные – что? – спросила Эдит.

Но прежде чем он успел ответить, Байрон крикнул:

– Эдит!

Она оглянулась и увидела, что он указывает на позолоченную раму магновизора. Пылающие ракеты «Арарата» уже мчались на них.

Они все знали, что это значит, знали, что нет времени что-либо предпринять, чтобы остановить это или спастись самим.

Пылающие копья исчезли из поля зрения. Они услышали глухой удар, когда их шелковая оболочка взорвалась, и почувствовали тепло пламени даже сквозь стальную защиту корабля. Затем окружающие их тела воспарили. На одно тошнотворное мгновение Эдит показалось, что они все поднимаются, а она падает вниз. Рамы магновизора вспыхнули в беспорядке непонятных очертаний. Она почувствовала спуск кожей, но без четкого обзора горизонта или земли, по которой можно было бы ориентироваться, ощущение падения быстро превратилось в ощущение невесомости. Это было странное чувство, не похожее ни на плавание, ни на полет. Все равно что застрять в меду. Эдит могла бы назвать его безмятежным, если бы не все эти парящие трупы и уверенность, что она вот-вот присоединится к ним.

Она огляделась в поисках Байрона и увидела, что он крутится в воздухе в нескольких футах от пола. Он замахал ногами, пытаясь подтянуться к опущенной колонне перископа, но почти не продвинулся вперед. Хотя что изменила бы успешная попытка? Наличие опоры не повлияет на финал этой поездки. Охряник все еще сидел на своем месте. Он зацепился ногами за неподвижное основание. Его руки пробежали по клавишам управления, делая тонкую настройку множества параметров. На Эдит налетел мертвый солдат. Она с отвращением оттолкнула его и против воли скользнула к лестнице; она ухватилась за ступеньку, как только та оказалась достаточно близко. Тот факт, что она за что-то держалась, в итоге не будет иметь никакого значения, но капитан Уинтерс все же почувствовала себя лучше.