Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы помолчали. Трактирщик встал и принялся зажигать свечи — огонь в очаге уже не мог прогнать из комнаты сгустившуюся тьму.
— Но… Почему вы были так грубы с ними, с той девушкой?
— Милочка, она вышла замуж за нашего гостя, и теперь он «снят с крючка», как говорят у нас в народе. Но это жульничество. Она продала свой народ и его обычаи — за деньги этого северянина.
Все замолчали. Потом я все-таки осмелился спросить:
— А если мы не хотим участвовать в этом кошмаре? Если хотим просто переждать и уехать? Сколько еще ваш Святой Покровитель будет ходить по городу и убивать приезжих?
— Недолго, — сказал трактирщик, — Он будет убивать два дня — ровно столько, гласит легенда, он смог сражаться в поединке за свой народ. Вам осталось пережить одну ночь.
Старушка покивала головой.
— Закройтесь в комнате и никуда не выходите. Хотите, я согрею вам теплого молока с медом, чтобы лучше спалось?
Мы с благодарность приняли предложение. Хотя мы и родились в одном из Священных Городов, какое отношение имела к нам эта давняя война?
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Утром, когда я проснулся, солнце светило вовсю, словно тоже радовалось, что кошмар окончен. Из кухни доносился аромат утреннего кофе, и сопротивляться ему не было сил. Моя жена, видимо, и не сопротивлялась — ее уже не было в постели. Я решил последовать за ней и, благодушно щурясь, спустился по лестнице.
Кухонный стол был завален кусками мяса, и старушка-хозяйка, сидя в своем кресле, рубила их большим ножом. Она была вся заляпана кровью, и я понял, что кошмар еще здесь. Потому что то, что лежало на столе, отнюдь не походило на свинину. Или говядину, или — что там возможно еще… Нет. Я не сомневался, что это тело еще недавно дышало рядом со мной в супружеской кровати. Приглядевшись, я увидел на краю стола до ужаса знакомую одежду, а на шее у старухи — дорогую и толстую золотую цепь, знак моей любви к жене.
— А, вы поднялись! — старушка с тесаком мило улыбнулась мне. — Извините, ночью я успела покончить только с женщиной. Конечно, правила этого не одобряют и нам придется заплатить в казну города штраф, но вы не переживайте. Сейчас вернется мой сын и по-быстрому вас убьет. Больно не будет — я бы дольше возилась.
— Чт… Что? Как? — только и смог пролепетать я. — Что происходит?
— Так и не поняли? — старуха всплеснула руками и встала с кресла. С наслаждением потянулась, подмигнула мне… — Да, я не калека. Поздоровее многих молодых буду, знаешь ли. Просто так проще входить в доверие, сынок… Так вот, о чем я? Ах, да! Что происходит?.. Видишь ли, история Святого Покровителя — чистая правда, насколько ее можно знать века спустя. Вот только правосудие небесное к нам не спешило. Он не вернулся, чтобы отомстить.
Но… Мы решили взять дело в свои руки.
Я замер, не понимая. А хозяйка, не обращая на меня особого внимания, вернулась к разделке мяса.
— Главное — знайте, молодой человек, что мы не дикари какие-то. У нас всё расписано, всё по обычаю, по порядку. Кто сколько приезжих убил — обязан доложить в ратушу, квитанцию оформить. Иначе как мы потом наградим самых умелых патриотов? Как решим, кто сумеет войти в Верхний Город, переехать на улицу повыше? Награда за все положена, а как же? Ведь дело-то непростое — надо уметь заманить, войти в доверие, да и убить неплохо бы поинтереснее — за это отдельно платят. Вот, например, с охотником или шлюхой в этом году — разве не весело получилось? Разве не справедливо?
Я не находил это веселым — хоть плачь. Впрочем, плакать время еще будет — если получится сбежать.
— А самое смешное, — продолжала хозяйка, разрубая кости точными ударами ножа, — что вы, северяне, сами приходите к нам, да еще и платите за право быть убитыми. Ну, разве вы не тупые? Знай вы, что происходит — с нами давно покончили бы! Но мы придумали красивую легенду — и вы идете, как скот на бойню. Хотя, о чем я? Скот-то мяснику не платит!
Она небрежно подняла отрубленную руку моей жены и вгрызлась в мякоть у запястья. Причмокнула.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Н-да, самое нежное мясо. Сыну все равно, ему лишь бы побольше, а у меня уже зубы не те. И вообще я всегда была гурманкой. Да ты не дергайся, сиди, а то молотком получишь.
Молоток, заскорузлый от крови, стоял у нее под рукой — видимо, для готовки отбивных, вроде тех, что мы ели на днях, подумал я, борясь с приступом тошноты. Рисковать не хотелось, и я молчал. И думал.
— Да, бывает, кого-то не успеешь убить, особенно в крупных гостиницах — мы-то ладно, семейное предприятие, маленькое. Если они ничего не видели — могут и уехать: расскажут, что пережили, новых любителей острых ощущений приманят. А свидетелей, конечно, отпускать нельзя — приходиться убивать даже после срока, как тебя.
Она вздохнула.
— Штраф придется заплатить, конечно. Но мы не дикари — попади в такое положение бедняк — он отдаст свою жертву другим, обеспеченным. А уж те прикончат, когда захотят.
Она захихикала.
— Некоторые, говорят, даже долго живут — но очень мучительно. Мы-то семья старая, с Верхнего Города, чем и гордимся — мы всегда убиваем сразу и сами. И квитанции у нас всегда в порядке — сколько гостей вселилось, столько трупов и приберем. Так что сейчас сын вернется, забьет тебя и сядем ужинать. А потом — на улицу, праздник отметить, перед соседями похвастаться. Я сыну уже праздничную одежду приготовила…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Тут, наконец, в голове у меня что-то щелкнуло, детали сложились. Я бросился на старуху. Она, видимо, следила внимательнее, чем показывала мне — и кинулась наперерез. Облапила