прошедшего с тех пор, как закончилась Война Лотоса, странствуя по провинциям и городам, она никогда и нигде не задерживалась надолго и редко выступала публично. Говорили, что ее сопровождает маленькая свита – только ее дети, историк и горстка добровольцев.

Начав с севера, Юкико продвигалась на юг, а месяцы превращались в годы. Перед Танцующей с бурей лежал пепел, но после нее оставалась хорошая темная земля. Около десяти лет назад Сумико видела ее в последний раз – и тот день она не забудет никогда: Танцующая с бурей прибыла на арашиторе на Рыночную площадь Кигена и призвала каждого из собравшихся людей сжать кулак и поднять его в воздух.

Когда поезд подъехал к станции, Сумико стало интересно, как обошлись с Юкико годы, какие следы оставила война.

Вместе с Синдзи и девочками она покинула вагон и зашагала по перрону, держа за руки дочек.

Хотя муж был начальником производства на машиностроительном заводе Змеев, он настаивал, чтобы они путешествовали на поездах, движимых энергией молний, как и все остальные. Безо всякого особого отношения. Люди равны, и никто не должен возвышаться над другими. Но как герою Войны Лотоса и одному из мятежников, подорвавших Землекрушитель и спасших Кицунэ-дзё, Синдзи, конечно же, отвели особое место на сегодняшних торжествах.

От этой мысли сердце Сумико наполнилось гордостью.

Их встретили бусимены Тора: новоиспеченные солдаты низко поклонились прибывшим. В глазах юношей было благоговение, когда они сопроводили Сумико и ее семью на площадку, обустроенную для праздника. За городом возвели сцену полукруглой формы, прикрыв ее сзади широким занавесом из развевающегося черного шелка.

Возле сцены оставался крошечный клочок израненной земли – ходили слухи, что раньше здесь была лотосовая ферма, которую много лет назад солдат-буракумин выиграл в карты в одной из курилен лотоса Кицунэ.

Участок давным-давно забросили, и ферма гнила долгие годы.

Перед сценой сгрудилась толпа – море людей, растянувшееся на многие мили, глаза их сияли, а лица светились улыбками. Продавцы сновали туда-сюда, предлагая саке и ячменное вино, суши и рисовые лепешки, свинину с хрустящей корочкой и кусочки говядины в соусе – продукты из житницы Средиземья, где когда-то исходило испарениями Пятно.

Теперь этот край назывался провинцией Йоши.

Сумико поднялась на сцену и оглядела людей, стоящих на ней. Женщина не могла поверить, что очутилась в такой компании. Сумико читала историю Войны Лотоса, но от мысли, что она находится среди тех, кто завершил ее, сердце затрепетало. Про многих она слышала от Синдзи.

Блэкбёрд был во всех отношениях таким же впечатляющим, каким он и выглядел в рассказах мужа. Высокий, широкоплечий, седеющая борода ниспадает на мускулистую грудь, а смех отдается где-то в животе. Капитан неболёта был занят тем, что флиртовал сразу с несколькими юными дамами двора Тора, которые прикрывали раскрасневшиеся щеки раскрытыми веерами. Возле него сидела старая гончая, виляя хвостом. Сумико улыбнулась и, несмотря на желание поговорить с великим историком, решила не отрывать его от девушек.

Мисаки поймала ее взгляд, поклонилась, и Сумико улыбнулась, подошла к ней, чтобы быстро обнять и расцеловать в обе щеки.

Серебряные руки за спиной Мисаки дрогнули, и улыбка женщины стала смущенной, а щеки вспыхнули румянцем. Шуки, дочь Мисаки, тоже была тут: стройная, изящная, с косами, скрепленными латунными кольцами.

– Чувствую себя совершенно не в своей тарелке, – прошептала Сумико.

– И я, – призналась Мисаки. – Но не волнуйся, сестра. Сегодня хороший день.

Сумико сжала руку Мисаки и повернулась к остальным, с кем ей выпала честь делить сцену. Вот и даймё двора Тора, свирепая, как тигры, в честь которых назван клан. Женщина была одета в кроваво-красное кимоно с железным нагрудником, длинные волосы заплетены в косу. Серо-стальные глаза сверкали точно так же, как ее вакидзаси и катана, висевшие на талии в черных лаковых ножнах с изображением летящих золотых журавлей. На коже – ни грамма краски, и она не пыталась скрыть неровную отметину, прорезавшую красивые черты лица.

Рядом с ней возвышался суровый гайдзин со множеством шрамов и в одеждах придворного эмиссара. Но когда он улыбался, а это случалось довольно часто, Сумико видела, что он очень добр.

И когда он шептал что-то на ухо даймё, та сразу же отвечала ему полуулыбкой.

Из-за черного шелкового занавеса выбежала маленькая девочка, за ней гнался мальчик помладше, и даймё опустилась на колени, раскинув руки. Парочка бросилась к ней в объятия, с лица Каори исчезли холод и неприступность, и она поцеловала детей в лоб.

– Мичи, веди себя получше, когда играешь с братом, – пожурила она девочку. – Даичи младше тебя, ты должна подавать пример.

Девочка поклонилась.

– Да, мама.

Снова поцеловав мальчика, даймё выпрямилась, вглядываясь в горизонт на востоке. Опустив защитные очки, Каори подняла руку, защищаясь от яркого света, – все еще резкого спустя десять лет жизни без чи. Раны земли и неба заживали медленно, и никто не знал наверняка, исчезнут ли они вообще хоть когда-нибудь. Солнце пекло по-прежнему, как жар в печи. Реки из черных превратились в серые, но пока не стали кристально чистыми. И хотя океан и небо жаждали вернуться к ослепительной синеве, казалось, они никогда не избавятся от кровавого оттенка.

А к Синдзи уже пробирался улыбающийся мужчина, взгляд был острым, как сверкающий клинок. Рупор клана Змея. Первый среди равных.

– Друг мой! – воскликнул Кин.

– Брат мой! – Синдзи крепко обнял его.

Они оба замерли на долгое, безмолвное мгновение. Кин был одет в простое черное кимоно, с кожаным оби на талии, увешанным всевозможными инструментами. Темные коротко подстриженные волосы, кожа на руках покрыта глянцевыми пятнами – следы ужасных ожогов, полученных в давно минувшие годы. Но в глазах не осталось и следа прежней боли, когда он повернулся к Сумико, низко поклонился и посмотрел по очереди на каждую из ее дочерей.

– Рад видеть тебя, Сумико. – Кин присел на корточки возле девочек, застенчиво поглядывающих на него из-за завесы длинных густых волос. – О боги, как выросли эти две прекрасные леди!

– И я рада вас видеть, Кин-сама. – Сумико поклонилась.

Кин махнул рукой, покрытой шрамами.

– Просто Кин.

– А где твоя дама, брат? – Синдзи указал на толпу, бурлящую вокруг сцены. – Вся страна ждет ее появления.

– Ты же ее знаешь. Драматические выходы – любимое занятие. Чем позже, тем лучше.

– Точно, – засмеялся Синдзи.

Сумико понаблюдала за беспокойной толпой, по которой пробежал ропот. Женщина почувствовала разряд электричества в воздухе, и в животе запорхали бабочки. Нежный весенний ветерок поцеловал кожу, пробежав пальцами по волосам, принес мягкий аромат молодых цветов и новой жизни.

А затем Сумико услышала одинокий голос, громко кричащий единственное слово, которое перенесло ее на десять