– Врангель, – просто ответил Дмитрий. – Когда из Крыма вышибали, вот, отметили меня, еле выкарабкался. Хорошее все-таки было время, простое: здесь – мы, там – они, шашку наголо – и вперед! Я, Мишка, всегда тебя жалел, что ты молодой был, не пришлось тебе повоевать. Эх, поскорей бы новая война – брошу тогда этот магазин, пойду на фронт. Посуди сам, какой из меня торговец?

– А как ты оказался в магазине? – спросил Михаил.

– Так же, как ты в забое, – рассмеялся Дмитрий. – Партия направила.

До глубокой ночи сидели они за столом. Дмитрий вспоминал, как били они с товарищами Колчака и Врангеля, как сражались за счастливое будущее, за могучую и прекрасную советскую страну.

Хорошо, когда все хорошо, думала Марфа. Люди становятся добрыми, общительными.

Той светлой весной крепко пахло грозами, войнами и цементом новостроек.

Однажды Михаил пришел на смену и увидел, что полтораста дежурных рабочих сидят в раздевалке и чего-то ждут. Как раз шли работы по креплению деревом, надо было зорко следить, чтобы крепления не обрушились.

– Что случилось, ребята? – спросил Михаил.

– Битум горит где-то на первом участке, – ответил молодой вихрастый парень. – Газы такие, что работать нельзя. Сейчас поймут, где точно пожар, потушим и снова в шахту пойдем.

Горела десятая шахта, кессонный участок. Решили выпустить воздух – и действительно, дым поредел, рабочие вернулись в шахту, но пожар продолжался. Нужно было закачать цементный раствор за обделку, где горели изоляция и дерево.

Михаил вернулся к своей бригаде и сказал:

– Ребята, нам надо установить насос в кессоне. Работа тяжелая, опасная: там еще остались газы, но мы наденем маски. Пойдут Ермаков, Сидоренко, Остапов…

Михаил всматривался в лица рабочих и одну за другой называл фамилии.

– А я? – спросил грузный тридцатилетний мужчина.

– Ты оставайся, – сказал Михаил. – У тебя двое детей. Потравишься насмерть, некому кормить их будет.

Через несколько часов насос был установлен, в пробуренные отверстия пустили цементный раствор, пожар начал глохнуть.

– У нас в доме рядом с котлованом живет одна артистка, – рассказывал Михаил. – Она как приходит домой каждый вечер – поет. Ребята даже к ней специально посылают делегата, мол, спойте еще, нам под пение лучше работается.

Марфа рассмеялась:

– Как на празднике!

– Точно, как на празднике, – согласился Михаил, задумался, а потом сказал: – Знаешь, чего мне всегда не хватает зимой? Праздника с рождественской елкой и карнавалом. У нас дома всегда стояла большая елка, игрушки, большая звезда…

– Пока жива была бабушка, – сказала Марфа, – мы ходили на Рождество в церковь… потом бабушка умерла, я отправилась в Москву и, пока ты не сказал, вообще о Рождестве не вспоминала.

Михаил погладил жену по русым волосам, нежно поцеловал за ухом.

Они почти никогда не вспоминали, как жили раньше, до встречи. Родных не осталось, и их жизнь, казалось, началась только несколько лет тому назад, здесь, в Москве. Только иногда, поздней ночью, когда звезды зажигались в далеком небе, Михаил вспоминал своего отца, седого, рано постаревшего мужчину. Все, что от него осталось, – золотое старинное кольцо, давным-давно подаренное сыну.

Михаил никогда его не снимал.

Этой ночью, когда Михаил и Марфа лежали обнявшись на узкой кровати, он сказал, медленно и серьезно:

– Я часто думаю, что если бы отец был жив, он бы порадовался за нас. Ты бы ему понравилась. Мне кажется, он хотел для меня именно такой жены, вообще – такой жизни. Он ведь специально отправил меня учиться на рабфак и в последний год все повторял, что теперь нужно жить, как рабочие и крестьяне. Наверное, потому он и умер, что сам не мог стать другим – он же был профессор, математик, лингвист.

– Милый, что такое лингвист? – сонно спросила Марфа.

– Специалист по разным языкам, – ответил Михаил. – У нас была огромная библиотека на всех языках. Отец очень много знал, гораздо больше, чем я, понимал гораздо больше, чем я. Если бы он был жив, что бы он сказал про всю эту затею с метро?

– А что тут можно сказать? – удивилась Марфа. – В городе столько людей, что на земле все уже не помещаются. Вот мы и уходим под землю.

– Под землю… – повторяет за ней Михаил. – Под землю и под воду, как град Китеж и Атлантида. Отец рассказывал мне про Шамбалу – тайный город где-то в Индии. По-моему, тоже подземный. Там живут маги, владеющие тайным знанием. Когда отец был жив, к нему приходили разные люди из ОГПУ разговаривать про Шамбалу. Они организовывали какие-то экспедиции… может быть, не найдя Шамбалу в Индии, они решили построить ее под Москвой? Мне все время кажется, что во всех этих великих стройках, во всей этой затее с пятилетками есть какой-то тайный смысл. Мой отец легко бы разгадал, а я не могу. И мне очень не хватает этого смысла, знаешь.

Михаил тронул жену за плечо, Марфа еще плотнее прижалась к нему.

– Ты спишь?

– Хррм, – мурлыкнула Марфа, – почти. Извини, я все равно не очень понимаю, о чем ты говоришь. Ты очень умный, и я тебя люблю.

– Родная моя, я тоже тебя люблю, – ответил Михаил и крепче обнял Марфу.

Засыпая, он подумал, что если есть любовь, совсем нетрудно прожить без тайных смыслов.

Однажды в шахту, где работала Марфа, спустился товарищ Каганович. Он хотел посмотреть, как работает ударная комсомольская бригада. Увидев Марфу, он удивился:

– У вас тут женщины работают?

– Да, – ответила Марфа. – Я, Мельникова, пришла с комсомолом.

Товарищ Каганович спросил:

– Что же вы, с молотком работаете?

– А что вы думаете, товарищ Каганович? – возмутилась Марфа. – Что я пришла сюда метелкой подметать?

Потом ее вызвал к себе начальник дистанции, сказал, что товарищ Каганович особо отметил, какая у комсомольской бригады четкая и аккуратная работа. Всей бригаде объявили благодарность и выдали метростроевские значки прохода имени товарища Кагановича.

Гордая Марфа шла вечером домой. Вокруг нее звенела и сверкала Москва. Совсем рядом проносились через площадь глазастые автомобили, тяжелые грузовики, гремящие трамваи, пыльные автобусы, но они не задевали и как будто берегли Марфу, потому что она шла и думала о самом важном.

Летчики летят высокими путями.

Капитаны плывут синими морями.

Метростроевцы спускаются под землю.

Все на своих местах, и она, Марфа, на своем месте тоже. И от этого ей сразу же становилось спокойно и радостно.

Крупная капля дождя упала Марфе на лицо, но Марфа не заметила этого и тихонько, улыбаясь, пошла дальше.

Дома она застала Дмитрия. Он был непривычно мрачен, Михаил слушал его внимательно и серьезно, но с приходом Марфы мужской разговор заглох.