- Вы говорите, что края короны вдруг стали острыми и изрезали вам пальцы? - переспросил он.

- Посмотрите, уважаемые, мои руки разрезаны до кости! - в голосе жреца смешались боль и досада.

- Отец, позвольте мне взять священную корону.

- По какому праву? - огрызнулся Сахем.

- Да хотя бы и по праву слуги, который полирует ее, чтобы сверкала. Все мы - преданные слуги короны, я в том урона своей чести не вижу.

"Змеиные" сапоги приблизились. Мужчина грузным не был, но ступал тяжело, заметно прихрамывая на правую ногу. Похоже, был не молод и ранен в боях. Или в стычке за наследства. А, может, за благосклонность красавицы. Кто знает?

От опасности он, явно, не бегал. Вот и сейчас он протянул руку прямо над головой Шекер.

- Странные дела творятся под рукой Святого Каспера, - услышала девушка. - Не знаю, чем ты мог порезаться, Богоподобный. У короны нет острых краев. Да и откуда бы им взяться? Ведь предполагается, что она будет возложена на голову кесара - что ж, ему без ушей ходить?

На плечо Шекер легла рука. Не просто легла, незнакомец даже оперся немного, видно, старая рана причиняла ему боль и стоять просто так было тяжело. Но рука была сильной и теплой.

- Тебя смотрел менталист, девочка? - спросил ее неожиданный союзник.

- Да, господин мой.

- И он подтвердил, что ты носишь сына от Священного.

- Да, господин мой, - повторила Шекер.

- Что ж, с этой стороны все как будто чисто. Ты ведь тоже не почуял лжи, отец?

- Она не лгала, - вынужденно признал Сахем. Он все еще пытался унять кровь, но, кажется, не слишком успешно.

- Тогда, как мне кажется, все понятно.

- Что тебе понятно, Хромой Анвер? - голос старшего евнуха Шекер признала бы и в аду. - Объяснил бы другим!

- Вы видели, что меня корона не обидела, - по залу прокатился легкий смешок, - а уважаемого жреца изрезала в кровь. Выходит, она просто не хочет, чтобы ее возлагали на эту голову.

- Но почему? Священный мертв, и мы можем короновать его наследника?!

- Спроси у короны, - отозвался Анвер, - а можешь попробовать еще раз. В конце концов, руки можно замотать тряпками или даже полосками кожи... Позвольте девочке подняться и проводите в женское крыло. Ей здесь делать нечего.

- Где я ошибся? - пробормотал про себя Сахем, - мать с ребенком одно целое. Кесар - мертв. Все должно было получиться... Или же корона мужчины не хочет ложиться на женскую голову? Да, скорее всего, так и есть! Но не можем же мы короновать будущего повелителя женской короной?

... - Никогда не пытайся обмануть жреца, - наставляла Юмшан, - это невозможно. Постарайся сделать так, чтобы жрец обманул себя сам. Свою ложь они почему-то не чуют.

До своих комнат Шекер добралась, в аккурат, когда над сторожевой башней погас последний луч заката.

Чистая вода уже стояла на столике, но время было безнадежно упущено.

Шекер чувствовала, как начинает кружится голова и холодеют кончики пальцев. Она сделала все, что хотел от нее Священный. Одна булавка - в рукаве жреца, ловкие пальцы вышивальщицы воткнули ее так, что Сахем просто не сможет разоблачиться, не уколовшись хотя бы раз. Даже с помощью рабов не сможет.

Вторая - в покрывале трона. Любой, кто попробует на него сесть в обход традиции, умрет на закате.

Третья должна была достаться Агару... Но Шекер использовала ее для личной мести. Незачем делать два раза одну и ту же работу. По злому блеску в глазах юной шане, она давно догадалась о том, кто был ее врагом. Значит, и третья порция яда нашла назначенную жертву.

Рассвета им не увидеть. Ни одному из них...

Девушка все же растворила в воде противоядие и выпила его, но сделала это с усмешкой, как тот, кто затевает бесполезное - и не для того, чтобы получить нужное. А просто чтобы никто не упрекнул его в том, что он даже не попытался.

Она совершила все, что обещала Янгу. Настало время позаботиться о себе.

Шекер размотала покрывала - они волной скользнули на ложе. Сняла украшения - все: серьги, кольца, браслеты. Ниомы не считали золото нечистым металлом, как картаэльцы, но были уверены, что желтый - для солнца, белый - для луны.

Серебряных украшений у Шекер не было - Янг не дарил, а свои у нее отняли. Но девушка не расстроилась. Она отрезала нитку от катушки с серебряным шелком и ловко завязала на левой лодыжке.

Вот теперь все по обычаю пустыни. И боги и духи обязательно услышат свою дочь.

Она предала отца - но пустынные духи никогда не требовали от женщин верности. Смысл? Сегодня она принадлежит отцу, завтра он передаст ее мужу, а тот подарит заезжему купцу, чтобы выгадать лучшую цену на козью шерсть.

Верность дочери пустыни не может принадлежать мужчине, кем бы он ни был. Верность Шекер всегда принадлежала только самой Шекер - и никому больше.

Саму себя она бы никогда не предала.

Звуку барабанов или хотя бы тростниковых тарелок здесь взяться было неоткуда. Неважно! Ритм живет в сердце. Сердце ведь стучит - то быстрее, то медленнее, но никогда не останавливается, пока человек жив. Чем не инструмент?

...Этот танец Шекер особенно любила. Он был посвящен матери-ночи, его танцевали, чтобы не дать уйти тому теплу, которое подарило солнце. Иногда бывает так холодно, что даже шерстяные попоны не спасают. Мужчины греются около верблюдов. А женщины - танцуют. Не останавливаться до рассвета - в этом спасение. Мать-ночь возьмет только того, кто позволит себе остановиться и упасть на песок. Тот, кто танцует - обязательно увидит солнце.

Ступни уже немели, но они частенько немели от холода. Шекер привычными движениями быстро растерла их, вытянулась на носках, потянулась вся, за кончиками пальцев, обратив лицо сквозь потолок к черному небу Хаммгана. И с первым ударом ступни в пол ушла в разгон.

Она танцевала не под потолком - под звездами, кружилась то быстрее, то медленнее, не позволяя себе ни на мгновение сбиться с ритма, не давая усталости ни одного шанса уложить ее на шелковые покрывала. Рубашка вымокла от пота, вымокли и косы. Пот тек в глаза, застывая на ресницах кристалликами коричневой соли.

И вместе с потом выходил яд.

Шекер не упала - а рухнула на ковер только тогда, когда край неба окрасился розовым. Как появились в спальне служанки, перепугались мало не насмерть и захлопотали - снимая рубашку, обтирая тело, кутая Шекер в сухое и чистое, спаивая по глотку остатки воды с противоядием - она уже почти не слышала. Сон ее был глубок и спокоен.

Наверное, не проснулась бы Шекер и тогда, когда за ней явились воины, чтобы, по приказу Агара, последнему приказу евнуха, испускающего дух, зашить дрянную девку в мешок. Так и полетела бы с дворцовой стены на колья - сладко спящая.