– Чертовка, – бурчу себе под нос. – Переплюнула меня.

Закрываю дверь и поворачиваюсь, видя, что Ребекка едва сдерживает смех.

– Я всего лишь ей доверяю.

– Ты такой по-детски наивный, как мило.

Она отлипает от столешницы и отворачивается, вновь приступая заниматься ужином. Она же всерьёз не думает, что будет заниматься ужином, когда мы остались наедине?

Или думает?

Беру её в охапку и прижимаю к себе, радуясь ощущению близости и уединённости. Мне хватает пары секунд, чтобы завестись.

– Ты такая по-детски наивная, если думаешь, что я оставлю тебя в покое, когда мы остались одни, – шепчу у её уха, втягивая сладкий аромат тела. – Такое случается редко, я не упущу возможность.

Ребекка демонстративно закатывает глаза.

– Мы позавчера весь вечер были вместе.

– Один день уже редкость.

– Джейк, ужин сам себя не приготовит, а я голодная.

– Ребекка, рука стресс не снимет, а я голоден.

Он пихает меня локтем и смеётся.

– Что я должен сделать, чтобы уговорить тебя?

Не думал, что такое возможно, но она откладывает нож в сторону. Сработало? Черт меня подери, я уговариваю жену заняться чем-то поинтереснее просмотра телека и еды. Нахрен пищу. На какое-то время нахрен. Я согласен на ужин в постели, но только как десерт.

Взгляд непроизвольно падает вниз. Ничего не могу с собой поделать, этот участок очень привлекательный и клянусь, вырез создан специально для гипноза. Работающая штука, капля моей слюны попадает чётко в намеченную цель. Конечно, утрирую, как и то, что язык валяется где-то в ногах. В любом случае, я на низком старте снять штаны и продемонстрировать кое-что волшебное.

Меня легко купить, ведь стоит ей скрестить руки под грудью, и я окончательно дурею.

– Ты знаешь.

– Согласен, – энергичным кивком даю ответ.

Краем глаза замечаю, как её соблазнительные губы искривляются в дьявольской улыбке. Стоит примкнуть к изгибу шеи, как за окном слышу голоса. На секунду застываю на месте, прислушиваясь, и когда голоса становятся громче и громче, я начинаю проклинать всё на свете.

Почему со мной и именно сейчас?

Входная дверь распахивается, в свою очередь успеваю сделать шаг назад, создав расстояние, но руки по-прежнему остаются на талии Ребекки.

– Мам, пап, вы же не против, если мы позанимаемся на заднем дворе? Наше место оказывается заняли, а проект горит.

Я медленно поворачиваю голову в сторону голоса дочери и наблюдаю круг людей, сотканных из двух парней и трёх девчонок. Всё они хлопают глазами и выжидающе смотрят на нас.

– Нет, не против, – натянуто говорю я, едва слышно добавляя: – Черт возьми.

– Пап, ты в порядке?

Я растягиваю губы в улыбке.

– В полном, мы как раз уходим.

Она недоверчиво заглядывает за спину Ребекки и переводит вопросительный взгляд на меня. Гребаный ужин, будь ты проклят.

– Не похоже, что вы уходите.

– Твоя мама уговорила меня на свою очередную придурковатую идею.

– О, вообще-то, ты сам предложил, – улыбается Ребекка.

Нацеливаю взгляд на девушке, которая всё ещё не моя жена, но мы неплохо живём без официальности. Пока ещё живём, я планирую это исправить, хочет она этого или нет.

– Что только не сделаешь, лишь бы ты… – я бросаю взгляд на кучку друзей моей дочери, которые уже направляются в сторону заднего двора, а моя улыбка становится шире, когда продолжаю: – Сняла трусики.

Ребекка бьет меня по предплечью и фыркает.

– Можешь повторить ещё громче!

– Конечно, могу, только попроси, – смеюсь я.

Удивляюсь, с какой скоростью ей удаётся разложить всё по местам и сменить домашнюю одежду на желтый костюм, состоящий из коротких шорт и топа, который, будь я проклят и все, кто увидит, открывает её талию и идеальный животик. Он держится на лямках, а мой контроль на соплях. Кроме всего прочего, Ребекка решила добить меня хвостиком, который собрала на затылке, тем самым, открыв обзор на превосходную шею, плечи и руки. Я хочу умереть вместе с ней в один день. Где и с кем можно обговорить условия?

Я каждый раз отказывался по одной единственной причине: отсутствие терпения, касаемо этой девушки. У меня нет сил и самообладания, чтобы смотреть и касаться её, не имея возможности стянуть одежду и не расстелиться, поддавшись страсти на том самом месте, где всё проходит. Меня совершенно не заботят зрители, уверен, каждый присутствующий чувствует напряжение, витающее в воздухе. Если они этого не чувствуют, то вряд ли можно поджечь потухшую спичку. Она догорела и выгорела дотла.

Мы приезжаем очень вовремя, в тот самый момент, когда сертификат, подаренный её подругами, готовы забрать с руками и ногами. Либо я чего-то не знаю, либо Ребекка думает, что у нас проблемы, потому что не понимаю, для чего ещё можно соглашаться на подобные занятия. Но, возможно, это неплохой вариант для того самого момента.

Нам вручают краски, как и всем парам, рассевшимся на полу напротив друг друга. Занятие начинается сразу, оно заключается в том, что мы будем рисовать на теле друг друга. У каждого цвета есть смысл, к примеру, красным я должен отметить участки на её теле, которые возбуждают больше всего, синие – те, которые отталкивают; желтые – которых касаюсь ежедневно в знак нежности, и так целая палитра, в которой не нуждаюсь. Я готов вылить на Ребекку ведро красным цветом и уединиться в любом свободном кабинете. Между нами существует всё: эмоциональная связь, необходимость и нужда, физическое влечение и желание прикасаться, пелена ненависти и раздражения, которые скрашивает любовь и нежность. И я действительно уверен, что у нас нет проблем. За эти годы мы научились друг друга слышать, и наш пожар продолжает полыхать, мы ежедневно подкидываем дрова и подливаем керосин. Или так думаю только я?

Я стараюсь присмотреться к ней внимательней, проникнуть как можно глубже, чтобы вытянуть настоящие эмоции и мысли. И когда это делаю, лишь убеждаюсь в собственной правоте.

Ни на ней, ни на мне нет синих, фиолетовых, зелёных цветов, которые связали с отталкивающими. Я и Ребекка в тёплых оттенках палитры. Безусловно, красный преобладает. Как показывает практика последнего часа, мы просто дурачимся, не придав особого смысла, для нас это лишний повод прикоснуться друг к другу, потому что краска ложится на одно и то же место несколькими слоями. Я разукрашиваю её лицо, нарисовав круги на щеках красным, выделив глаза с помощью желтого. В конечно счёте мы оба смеёмся, когда исчерпываем последние остатки краски в баночке.

– Вижу, у вас совершенно нет проблем, – говорит женщина, останавливаясь рядом с нами.

На самом деле есть только одна.