типографии под триста выколачивает, хватает… да кому выгода нужна, тот на рынок снесёт… точно, а здесь-то по-соседски… Зашмыгали, забегали старухи, пересуды дошли и до вечерних мужских уже посиделок под берёзами. Здесь под сигаретный дым без бабьего гомона и визга решили, что дело-то стоящее, не фуфло, осенью полдома в школу ведут, так что…

Вещи сносили к Норме. Выстиранные, зачиненные, а то и совсем новые. Норма, Баба Фима, Баба Лиза и Баба Шура сортировали по размерам и юбки к юбкам, чепчики к распашонкам… Много всего нанесли.

И в субботу с утра мужчины вынесли на улицу под берёзы из нескольких квартир столы, Норма и бабушки разложили вещи и поставили миску. Кладёшь сколько хочешь или можешь, хоть пятачок, хоть копеечку, и выбираешь себе. Сколько вещей выбрал, столько раз в миску и опустил.

Женщины мялись, нерешительно разглядывая вещи, кто-то должен был сделать это первым. И неожиданно для всех первым стал Миняй. Отделившись от стоящих чуть поодаль мужчин, он решительно подошёл к столу, ведя за руку свою старшую. Звонко упал в миску полтинник.

– Ну-ка, – Миняй взял со стола беленькую с кружевным воротником кофточку. – Прикинь. Мать, посмотри-ка.

Покраснев от предвкушения – о такой красоте она и не мечтала – , девочка приложила к себе кофточку и умоляюще посмотрела на мать.

– Берём, – кивнула та. – Вот первого сентября и пойдёшь в ней.

– На здоровье, – старательно выговорила русские слова Норма и улыбнулась.

Она увозила из Джексонвилла эту детскую кофточку Джинни как память, но как хорошо, что набралась мужества отдать. Конечно, на здоровье.

А вокруг столов уже крутилась не злая толкотня. Подбирали, примеряли, прикидывали. Лулу, которую все дано называли Лёлькой, густо краснея, набрала ползунков и чепчиков. Ей уж родить скоро, всё в дело пойдёт.

Женя тоже, как все, рылась в разложенных вещах, советовалась и советовала. Алиса, как и остальные дети, крутившаяся рядом, помнила домашние наставления и молчала, где её, а где чужое. Сейчас все вещи ничьи, а когда за них мама деньги отдаст, тогда и будет твоим, а что раньше было, так того уже нет. Остальных детей тоже подготовили, и эксцессов не возникало.

Миска со звоном наполнялась. Пятаки и копейки, гривенники и полтинники, и даже рубли. Стремительно таяли стопки. В самом деле, вещи хорошие, а новьё покупать, так и сносить не успевают, не всё ж на вырост брать…

Мужчины курили, не вмешиваясь в бабью суету. Вместе со всеми стояли и Эркин с Андреем. Глаза у Андрея весело блестели, он крутил в пальцах сигарету, балагурил, сыпал шутками, но Эркин видел, что брат что-то задумал и теперь только ждёт подходящего момента, чтобы начать. Но помочь, не зная задуманного, не мог. У Андрея ведь трудно заранее угадать, чего тот выкинет. Школы нет, так скучно ему, что ли, то затеет целое строительство на лоджиях, то Бабе Фиме необыкновенные стеллажи для её цветов делал, а сейчас… сейчас ещё что-то придумал.

Андрей покосился на Эркина и улыбнулся. Ничего, братик, всё будет тип-топ и небу жарко.

Как-то незаметно подошёл комендант. С ним дружно поздоровались, похвалили погоду, отпустили ещё пару незначащих замечаний. Смешная распродажа уже заканчивалась, добирали последнее, просто чтоб не оставалось. Женская толпа немного поредела: ушли те с Цветочной улицы, кто, прослышав о таком неслыханном-невиданном, прибежали и себе чего-то перехватить. Вперёд «корабельных» не лезли и меньше рубля ни одна не дала, так что и здесь обошлось чинно и благородно.

Когда стол опустел, только миска с деньгами осталась, и Норма с Женей и бабушками приготовились считать, Андрей как-то очень ловко оказался у стола.

– Ух ты-и, деньжищ-то сколько! За год не прогуляешь!

– Тебе лишь бы гулять! – засмеялась Баба Лиза.

Её кружевные салфетки всем так понравились, сразу разобрали, Норма и Женя Морозиха аж по трёшке за каждую салфетку положили, и Баба Лиза, обычно хмурая и неразговорчивая, сейчас так и сияла.

– Гулять, так всем гулять, – сказала Баба Шура.

Неопределённо зашумели и другие женщины, подтянулись заинтересованные таким оборотом мужчины.

– Всё пропить? – ужаснулась Норма.

– Да на всех на хороший пропой здесь и не хватит, – сказала Зина.

– Ну, раз на гульбу мало, так надо в дело пустить, – тряхнул кудрями Андрей.

– Это какое ещё дело?

– Ты чего выдумал, парень?

– А ну, выкладывай!

Что Андрей горазд на выдумки, уже все знали и ждали потому с нетерпением. А он повёл разговор, что хорошо бы, скажем, беседку сделать, и детям всякие горки-качели, и…

– Охолонь, парень.

– Хорошо-то, конечно, да…

– Ну, съесть-то он съест, да кто ж ему даст?

– Это ж сколько денег надо?

– А сколько есть, – Андрей показал на миску. – На материал хватит, а остальное сами. Иль мы не мужики, не сдюжим, что ли?

Все повернулись к коменданту. Он-то что скажет? Это ж его хозяйство.

Ванин, прищурившись, оглядел Андрея и медленно кивнул. И сразу зашумели мужчины, и деньги взялись считать уже по-другому. Не просто сколько собрали, а на сколько собранного хватит.

– Не хватит, так скинемся и добавим, – решительно сказал Виктор из семьдесят пятой.

Тим кивнул.

– Не проблема.

Его поддержали. Андрей отправил Алису домой за тетрадкой и ручкой, но её опередил Дёмка из четырнадцатой.

– Во, я припас, и ручка вот!

– Ух ты, какой запасливый, – с необидной насмешкой похвалил Андрей, разглядывая тощего вихрастого подростка.

– Я… я с вами буду строить, можно? – тихо попросил Дёмка, пристраиваясь рядом с Андреем.

– А отчего ж нельзя. Людям на пользу всем можно, – ответил вместо Андрея Миняй.

Ванин смотрел, как столпившиеся вокруг Андрея мужчины наперебой решали, что и где ставить, сколько чего потребуется, и кто чего будет делать, а Андрей быстро уверенно пишет и рисует, вскидывая при подсчётах глаза на брата, и старший Мороз уверенно выдаёт нужную цифру, столь же быстро и уверенно считая. Надо же, как подобрались оба – сверху одно, внутри другое. Индеец и русский, а братья, не побратимы даже. Сверху блатарёныш, а с каждой получки книги покупает. Сверху грузчик неграмотный, а по-английски как лорд говорит, да и по-русски без мата обходится. Учатся оба, говорят, как взахлёб, младший особенно, другой до водки так не дорывается, как он до учёбы. И вот ещё: грузчик и разнорабочий, а не пьют. Непросты братья, там ещё видно, как в луке, много чего запрятано, много слёз прольёт тот, кто за их сердцевиной полезет. И этот… Чернов Тимофей, тоже… с сердцевиной. Ну, там особь статья. Участковый просил без крайней нужды Чернова не теребить, а когда милиция просит, то надо уважить.

Андрей чувствовал