какой с ними заключили контракт. Но контракты заключают люди, не стоит во всём винить летар.

— Конечно, давайте всё свалим на силт ло, — ядовито произнесла Дари. — Они уже ничего не смогут сказать в своё оправдание.

— Если бы среди этих трёх сотен оказался я, — шёпот заполнил всю комнату, оборвав спор, — то выполнил бы контракт, не раздумывая. Люди такие смешные, особенно вы, силт ло. Упиваетесь собственным могуществом, играете с силами, которых не понимаете. Пока не получите сдачи от этих сил. А потом начинаете жаловаться, что мир такой не справедливый, обидел вас. Если играете со львом, будьте готовы, что он оттяпает вам руку, в лучшем случае. Так что да, будь я среди призванных летар, то, не задумываясь, убивал бы вместе со всеми. Потому что вы этого заслужили. Потому что последствия от поступков настигают всегда, а ваш вид много чего совершил. Вы никогда не спрашивали желания других, так почему меня должны волновать ваши? Я хочу вернуться обратно в Летар, и если между ним и мной будет стоять десять, сто, тысяча человек, это их проблемы, не мои.

— Не все люди такие, как ты говоришь, — тихо произнесла Дари.

— О да, — согласился Гепард. — А среди акул единицы пробовали человечину. Но это не мешает вам называть их людоедами.

— А если бы тебя призвали и сказали уничтожить людей, всех, ты бы согласился? — спросил Сентиль.

— Ты забыл, как мы поступили с солдатами на заставе? Поверь, это цветочки, по сравнению с тем, что будет во время защиты города. Запомни мои слова хорошенько, принц. Мы не на твоей стороне, и вообще ни на чьей. Мы пойдём на всё ради собственного выживания. И если на одной чаше весов будет ваш род, а на другой моя жизнь, я, не колеблясь, выберу второе.

Сентиль вскочил и вышел из комнаты. Дари последовала за ним. Пеларнис поднялся и медленно побрёл к двери. Два стула и кресло остались стоять посреди комнаты.

— Зачем ты так? — Сова поднялся убрать дневник.

— Вот не лезь со своим слухом, — прошипел Гепард.

— Дело не только в слухе. Хотя да, я знаю, что ты не всегда говорил правду, но дело не в этом. Зачем ты отпугиваешь их?

— Ты не знаешь, каково это — потерять над собой контроль. Когда безумие пьянит и перехлёстывает через край. Когда хочется одного — убивать. Когда стирается черта между друзьями и врагами, есть только кровь, и неважно, чья она. Я прожил так всю жизнь, стараясь держаться ото всех подальше, но после плена всё стало стократ хуже. И даже сейчас, когда выпал единственный шанс научиться контролировать безумие, мне это запретили. Лучше оттолкнуть всех и остаться одному, чем рисковать чужими жизнями. Тем более жизнью принца, нам его ещё домой везти.

— Что значит запретили? — нахмурился Сова. — Кто запретил?

— Монета. Она решила, что мне хорошо и так. Со зрением стало немного легче сдерживать себя в обычной жизни, но во время боя я стану прежним. Эти десять лет мы сражались только вдвоём, и это было не важно, но теперь ты предлагаешь пойти в бой с союзниками, против армии. Я не смогу отвечать за свои действия на поле боя. И лучше всем знакомым в это время держаться от меня подальше. Слишком многих я у… потерял за все эти жизни.

Сова уснул почти сразу, но Гепард пролежал всю ночь без сна. Впереди ждал очередной бой. Сколько их было? А сколько будет? Правильный ответ только один — слишком много. И всегда повторяется одно и то же. Каждый раз, пока тянутся минуты, часы или дни перед боем, перед глазами проплывали лица тех, кто шёл с ним плечом к плечу в бой, и кто умер от его руки. Пугающе длинный список.

Глава 50

Приманка

Бейз проснулся задолго до рассвета. Бок продолжал ныть; похоже, рана серьёзнее, чем ему казалось.

За полдюжины дней, проведённых в комнате, ему не дали даже подняться с постели. Тромвал сказал только один раз: «Если хочешь уйти на своих двоих через шесть дней — лежи и старайся не шевелиться». И он лежал. А ещё, по словам Тромвала, перед этим он провалялся три дня без сознания.

Спина затекла, мышцы одеревенели. Бейз ощущал себя едва ли не хуже, чем когда провёл восемь дней в плену, на стуле. Тут его тоже кормили с ложечки. Да и сходить по нужде не удавалось; за ним убирала сиделка.

Тромвал навещал раз в день, до рассвета. Приносил мази и обрабатывал рану. Запах являлся ещё один испытанием. От него кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота, но Бейз не спорил. Если бы не помощь Тромвала, его бы убили ещё в первый раз, и он доверял другу безоговорочно.

Когда дверь распахнулась, Бейз чуть повернул голову (единственное движение, которое ему разрешали), и увидел Тромвала. Тот был в своём обычном наряде: белые штаны и рубашка, безупречно чистые и аккуратные. И где он успевает привести себя в порядок, в его-то тесном домике? С белыми волосами в придачу он походил на призрака.

В армии его частенько задирали из-за внешнего вида. Однажды Бейз увидел, как Тромвал вышел из себя, первый и единственный раз за всё время знакомства, и хорошенько отделал троих наглецов, упомянувших в насмешках его семью. Одного даже отправили домой, служить он больше не мог. А Тромвал сам написал на себя доклад, в котором всё подробно изложил. Наказали его весьма условно — ещё больше нагрузили бумажной работой.

— Мы ведь не на службе. Мог бы одеться… неприметнее, что ли, — сказал Бейз. Говорить ему тоже не запретили. Но единственная служанка была немногословной, и поговорить удавалось только со старым другом.

— Сегодня день твоей выписки. — Тромвал подошёл, откинул одеяло и принялся аккуратно снимать повязку вокруг рёбер и живота. — Как и обещал, шесть дней прошли, теперь можешь снова уходить и искать новые приключения, если тебе ещё не надоело.

— Какой ещё выписки? У меня там всё огнём горит.

— Оно и понятно.

Тромвал снял последний виток ткани. На месте колотой раны оказался крохотный шрам. Бейз поёрзал на кровати влево-вправо. Ничего. Покалывание в области живота никуда не делось, но движению оно не мешало.

— Я точно только девять дней пролежал? Я думал у меня там всё внутри искромсано, так болело.

— Ещё бы оно не болело.

Тромвал показал обратную сторону повязки. Присмотревшись, Бейз увидел сотни крошечных иголок, зашитых внутри.

— И ты меня этим обмотал!? — Он попробовал