майские столбы могли быть представлены как символ верности и чести королю. Но и в этом случае праздник иногда переносили на ближайшее воскресенье, зная, что в будний день на него никто не придет. Так было в Пиренеях-Ориенталях в 1841 году. В том же году субпрефект Сен-Флура в Кантале, сообщая о торжествах и ликованиях в своем городе, добавил: "Что касается сельских коммун, то там невозможно ничего сделать, особенно в будний день".

Тем не менее, в результате постоянного давления со стороны префекта сельские коммуны Канталя к концу царствования стали принимать первое мая, особенно когда в этот день также раздавали милостыню бедным, которые не переставали выражать должную благодарность. Однако ни один из этих придуманных праздников не успел войти в местный обиход: девять лет для Людовика XVIII, пять для Карла X и семнадцать для Луи Филиппа оказались слишком малым сроком. Затем последовали торжества по случаю установления Второй республики в 1848 году. Ален Корбен считает их последними случаями в Лимузене, когда фольклор и политическая жизнь взаимодействовали действительно спонтанно. В Форезе Бенуа Малон заново назвал мартовское воскресенье, когда в деревне сажали дерево свободы, на деревенской площади ставили две бесплатные кадки с вином, а для всех детей бесплатно раздавали белый хлеб и сыр. Малон и его младший брат выпили по полстакана вина и, "сильно возбужденные, последовали за двумя барабанщиками, которые маршировали взад и вперед".

 

Однако старые привычки сохранялись. В ноябре 1848 г. для провозглашения новой конституции недостаточно было неофициальных докладов, нужны были официальные протоколы. Конституция требовала своего праздника, и законом 1849 г. были установлены торжественные церемонии в честь Революции в феврале и праздник Республики 4 мая. Времени на празднование было мало, пока Вторая империя не заменила их новым праздником 15 августа. Преимущество этого праздника заключалось в том, что он выпал на праздник Успения Пресвятой Богородицы и был введен с привычной для режима эффективностью. К тому времени более трудоемкие государственные служащие, а также создание школ, в которых можно было привлекать детей к участию в празднике, обеспечили более активное участие в нем. Так, в 1852 г. в Сент-Ипполите (Пиренеи-Ориенталь), где за поколение до этого мэр едва успевал набрасывать отчеты, а деревня не могла провести службу из-за отсутствия священника, мы находим школу, флаг, деревенского полицейского, который мог его нести, кантоньера и мэра, риторика которого имела явно поэтический оттенок.

Но расцвет гражданского церемониала наступил только в 1880-х годах. В 1879 году была открыта республика республиканцев. Президентом стал Жюль Греви. Государственная власть вернулась из Версаля в Париж. "Марсельеза" стала национальным гимном. В 1880 году 14 июля стало национальным праздником, но и этот день не сразу получил признание. Отчасти это было делом рук противников республики, например, многочисленных священников, отказывавшихся звонить в колокола и пускать трехцветный флаг с башен своих церквей. Но главная проблема, как и в других случаях, заключалась в неудобстве времени года, когда крестьяне особенно много работали и уставали. Доказательство, если оно вообще нужно, незнания (или безразличия) политиков к тому, что уместно в период сбора урожая. В некоторых случаях праздник переносился на ближайшее воскресенье, во многих других на это требовалось разрешение*. Успех зависел от местной политической ориентации, особенно в тех случаях, когда речь шла о знатных особах, а праздник оставался, как и при его создании, "праздником буржуа".

 

Представляется вполне вероятным, что, несмотря на усилия целого столетия, многие небольшие коммуны 1880-х годов (например, Оркинес в Пюи-де-Деме) никогда не знали подобных публичных торжеств. Большинство из них, по-видимому, сочли это событие неважным, а то и откровенно неприятным, а небольшие расходы - нецелесообразными. Префект располагал небольшим фондом для субсидий, но этого было недостаточно. Большую часть расходов должен был нести приход, т.е. его жители. Это неизбежно вызвало борьбу между традиционным местным праздником и новым национальным. Политические соображения усложняли ситуацию: враги Республики поддерживали старый праздник, а ее друзья выступали против него, хотя бы косвенно. Что касается школьного учителя, то враждебность к устаревшим устоям и приверженцам суеверий очень часто казалась ему вполне совместимой с его патриотической привязанностью к Республике, Отечеству и Четырнадцатому июля.

К 1889 г., когда республика отмечала столетнюю годовщину революции, официально организованные празднества стали более масштабными и содержательными. Банкеты стали неотъемлемой частью празднеств, иллюминация была уже не исключением, а правилом, и народная инициатива могла даже вмешаться в процесс импровизированных танцев. В 1890-х годах появилось "Ралли", и "réacs", долгое время воздерживавшиеся от участия в правительственных праздниках, решили присоединиться к ним. Да и само 14 июля "все больше входит в обычай", так что, как с удовлетворением отмечал субпрефект Риома, "многие небольшие сельские общины празднуют в этот день, а не переносят его на следующее воскресенье".

Одной из жертв соревнования между праздниками, в котором 14 июля стало безусловным победителем, стало церковное шествие. Существует прямая связь между официальной отменой таких шествий и официальным спонсированием конкурирующих праздников: один республиканский муниципалитет за другим запрещал религиозные торжества, а правительство удерживало солдат, которые придавали празднику колорит и часто привлекали значительное число зрителей.

по своему усмотрению. Гюстав Эрве, выросший в Бресте, вспоминал, что после 1881 г. "уже не процессия Corpus Christi привлекала всеобщее внимание... а четырнадцатое июля с его тщательно продуманным парадом". К середине 1890-х годов этот эффект дошел до небольших рыночных городов, таких как Биллом (Пюи-де-Дем), где в 1896 г. некогда важные летние процессии прошли почти незамеченными. На их место пришло 14 июля, "теперь уже принятое всеми, даже реакционерами".

Но если сокращались великие церковные церемонии, то сокращались и более скромные местные праздники и обряды. Об этом мы узнаем уже при Июльской монархии.

 

Разногласия между властями и церковью, большие хранители традиционных обрядов, иногда бунт пожарных или национальной гвардии, отказывающихся внести боевую или музыкальную составляющую в парады в небольших городах, раскол общества, которое ходило на праздники вместе и стало разделяться на фракции, - все это делало общие праздники менее популярными и менее привлекательными. Неравной была и борьба с официальными праздниками. Во многих случаях местные школы закрывались по случаю того или иного праздника (как это делалось на праздник Святого Николая в Лотарингии и Бурбонне). В 1855 г. это перестало поощряться, так что официальные праздники должны были иметь все преимущества. Успешные лидеры провансальских дравад нажили слишком большой политический капитал, чтобы власти смотрели на них благосклонно. В любом случае, осталось немного людей, готовых погубить себя, чтобы получить местную славу. Последняя бравада в Драгиньяне была отпразднована в 1860