корабли были частыми гостями в этих водах. Когда на рассвете братья поднялись на борт, Ранильд даже ощутил к ним симпатию.

— Божьи камни! — проревел он, шлепая Кеннина по плечу. — А ведь ваше племя могло бы зашибать неплохие деньги на королевском флоте или у купцов Ганзы.

Кеннин высвободил плечо.

— Боюсь, у них не хватит денег, — засмеялся он, — чтобы заставить меня нюхать вонь помойной ямы, которая идет из твоего рта.

Ранильд бросился в драку, но Тауно встал между ними.

— Довольно! — крикнул старший брат. — Мы все знаем, что дело следует сделать. И знаем, как будет разделена добыча. Советую не переступать черты — и той и другой стороне.

Ранильд нехотя отошел, плюясь и изрыгая проклятия. Его люди недовольно ворчали.

Вскоре после этого четверо свободных от вахты моряков окружили Нильса на полуюте и принялись, хихикая, толкать его локтями. Нильс сдержался, и тогда они вынули ножи и пригрозили порезать его, если он не станет им отвечать. Позднее они утверждали, что не говорили этого всерьез. Но то было позднее, а тогда Нильс вырвался, сбежал по трапу и бросился на нос.

Братья и Эйджан спали возле носового кубрика. Был ясный день, дул легкий ветерок, на горизонте виднелось несколько парусов. Над близким берегом мелькали крылья чаек.

Дети водяного проснулись с животной быстротой.

— Что случилось? — спросила Эйджан, становясь рядом с Нильсом и вытаскивая стальной кинжал. Как и братья, она тоже попросила Ингеборг купить ей оружие за кусочек золота из Лири. Тауно и Кенни и встали по бокам с гарпунами в руках.

— Они... о, они... — От волнения щеки Нильса покрылись белыми и красными пятнами, язык застыл во рту.

К ним вразвалку направлялся Олув Ольсен, следом с ехидными ухмылками приближались Торбен, Палле и Тиге. (Ранильд и Ингеборг спали внизу. Лейв стоял у руля, Сивард сидел наблюдателем на марсе — оба они подзуживали товарищей, выкрикивая дурацкие шуточки). Помощник капитана моргнул белесыми ресницами и оскалил в ухмылке большие бычьи зубы.

— Так что, русалка! — воскликнул он. — Кто будет следующим?

Глаза Эйджан стали серыми, как штормовое море.

— Что ты имеешь в виду? — отозвалась она. — Если только в твоем тявканье вообще есть хоть какой-нибудь смысл!

Олув остановился в пяти шагах от угрожающе выставленных гарпунов.

— Прошлой ночью Тиле стоял у руля, — раздраженно сказал он, — а Торбен торчал на мачте. Оба они видели, как ты ушла под носовую палубу с этим молокососом. А потом слышали, как вы там перешептывались, возились, стучали и стонали.

— Тебе-то какое дело до моей сестры? — ощетинился Кеннин.

Олув помахал пальцем.

— А такое, что до сих пор мы, как честные люди, оставляли ее в покое. Но раз уж она расставила ноги для одного, то сделает это и для остальных.

— Почему?

— Почему? Да потому что мы здесь все делаем одно дело, понял? Да и вообще, какое право имеет морская корова задирать нос и выбирать, кого захочет? — Олув усмехнулся. — Я первый, Эйджан. Обещаю, ты получишь гораздо больше удовольствия с настоящим мужчиной.

— Убирайся, — сказала девушка, дрожа от ярости.

— Их тут трое, — Олув повернулся к товарищам. — Малыша Нильса я в счет не беру. Лейв, бросай румпель. Эй, Сивард, спускайся!

— Что ты собираешься сделать? — ровным голосом спросил Тауно.

Олув поковырял ногтем в зубах.

— Да ничего особенного. Думаю, лучше всего будет тебя с братнем покрепче связать. Коли станете вести себя хорошо, мы вам ничего плохого не сделаем. А ваша сестренка скоро будет нас благодарить.

Эйджан завизжала, как кошка.

— Попробуй, но только сперва ты у меня ляжешь в Черную Тину! — прорычал Кеннин.

Нильс застонал, из глаз его брызнули слезы. Одной рукой он вытащил нож, другой коснулся Эйджан. Тауно жестом велел им отойти назад. Его нечеловеческое лицо под развевающимися на ветру волосами оставалось невозмутимым.

— Эго твое твердое решение? — спокойно спросил он.

— Да, — отозвался Олув.

— Понял.

— Ты, она... бездушные... двуногие животные. А у животных нет прав.

— Ошибаешься, есть. Зато их нет у вонючего дерьма. Наслаждайся, Олув!

И Тауно метнул гарпун.

Острые зубцы пронзили помощнику капитана живот. Олув завопил и покатился по палубе, заливая ее кровью и визжа от боли. Тауно прыгнул вперед, подхватил выскочившее древко и тут же, держа его, как палицу, бросился на моряков. Следом за ним двинулись Нильс, Кеннин и Эйджан.

— Не убивайте их! — крикнул Тауно. — Нам будут нужны их руки!

Нильс даже не успел вступить в схватку — настолько проворны оказались его друзья. Кеннин погрузил кулак в живот Торбена, тут же развернулся и ударил Палле коленом в пах. Палица Тауно свалила на палубу Тиге. Эйджан прыгнула навстречу подбегавшему с кормы Лейву, застыла на месте перед самым столкновением и перекинула его через борт. Лейв с треском врезался головой в носовой трап. Перепуганный Сивард вскарабкался обратно на мачту, и все кончилось.

Из трюма с яростными воплями выскочил Ранильд, но оказавшись лицом к лицу с тремя полукровками и сильным парнем, с большой неохотой вынужден был признать, что Олув Ольсен получил по заслугам. Ингеборг помогла ему успокоиться, напомнив всем, что теперь добычу придется делить на меньшее количество долей. Было заключено хрупкое перемирие, а труп Олава выбросили за борт с привязанным к щиколотке камнем, чтобы он не принес неудачи, всплыв поглядеть на своих бывших товарищей.

После этого Ранильд и его люди не разговаривали с детьми водяного и Нильсом без необходимости. Нильс теперь спал со своими новыми друзьями, не желая получить удар ножом в почки. Оказавшись столь близко к Эйджан, парень лишь восхищенно смотрел на нее, а она улыбалась и рассеянно похлопывала его по щеке — мысли ее были где-то далеко.

Ингеборг отвела Тауно в укромное место и предупредила, что, когда золото окажется на борту, моряки не оставят надолго в живых тех, кого они ненавидят. Она заставила моряков проговориться, притворившись, будто сама ненавидит морских людей и что завела с ними дружбу лишь для того, чтобы заманить в ловушку, как ловят горностая ради его меха.

— Твои слова не удивляют меня, — сказал Тауно, — Весь путь домой мы будем постоянно настороже. — Он взглянул на нее. — Какой у тебя измученный вид!

— С рыбаками было легче, — вздохнула она.