Они избавились от фонариков, сложив их напоследок в мешок — он поднимется быстрее, чем они: быстрый подъем опасен.

Тауно отдал честь невидимому Аверорну.

— Спи спокойно, — прошептал он, — и пусть твой сон никто не нарушит до Конца Света.

И они поднялись из холода, мрака и смерти, пересекли границу света, а за ней — границу воды и воздуха. Солнце на западном горизонте бросало лучи почти над самой водой, и небо в той стороне было зеленоватым; на востоке, на небе королевской голубизны, уже замерцала вечерняя звезда. Катились пурпурные и черные волны, окаймленные пеной, хотя бриз уже стих. В вечерней прохладе только их шорох и плеск да звуки, что издавали резвящиеся дельфины, нарушали тишину.

Дельфинам хотелось узнать обо всем, но полукровки слишком устали. Они пообещали своим друзьям рассказать все подробнее завтра, выдохнули воду из легких и поплыли к шлюпу. Кроме Ранильда, никто не ждал их у переброшенной через борт веревочной лестницы.

Тауно поднялся по ней первым. Он встал, стряхивая с себя воду и слегка дрожа, и огляделся. У Ранильда на согнутой руке лежал арбалет, а стоявшие возле мачты его люди сжимали пики. Но ведь спрут мертв! И где Ингеборг и Нильс?

— Гм-ммм... вы удовлетворены? — буркнул под нос Ранильд.

— Мы набрали достаточно и для нашей сестры, и чтобы всех вас сделать богатыми, — ответил Тауно.

Замерзший, израненный и измученный, он едва держался на ногах. Такие же боль и онемение сковывали и его мозг. Сейчас ему полагалось бы воспеть в стихах их победу, но нет, стихи подождут — ему нужны лишь отдых и сон.

Эйджан перебралась через борт.

— Нильс? — позвала она.

Ей хватило одного лишь взгляда на стоящую неподалеку шестерку моряков, и ее нож тут же со свистом вылетел из ножен.

— Предательство... и так скоро?

— Убейте их! — взревел Ранильд.

Кеннин только что сделал последний шаг по лестнице и застыл, перекинув ногу через борт. Едва моряки бросились вперед, выставив пики, он испустил громкий крик и спрыгнул на палубу. Ни одна неуклюжая пика не оказалась достаточно быстрой, чтобы остановить его. Он мчался к Ранильду, и на лезвии его ножа тускло блестели красноватые лучи закатного солнца.

Ранильд поднял арбалет и выстрелил. Кеннин рухнул к его ногам. Стрела пронзила его грудь и сердце, острие ее торчало из спины. На палубу потекла кровь.

Тут до Тауно запоздало дошло: Ингеборг предупреждала его о предательстве, но Ранильд оказался для нее слишком хитер. Должно быть, он подбивал каждого из моряков в одиночку в потайных уголках трюма. И едва пловцы отправились за сокровищами, он отдал приказ схватить женщину и Нильса. И убить их? Нет, на палубе могли остаться следы. Лучше их связать, заткнуть кляпами рты и сунуть в трюм, пока не вернутся доверчивые полукровки.

Сообразительность Эйджан и быстрые действия Кеннина нарушили коварный план. Натиск моряков был сломлен и заторможен, и это дало Тауно и Эйджан возможность прыгнуть за борт.

Пара пик вонзилась в воду неподалеку, не причинив им вреда. Ранильд перегнулся через борт, его силуэт чернел на фоне вечернего неба.

— Это вам пригодится на пути домой как пропуск для акул! — загоготал он.

И швырнул в воду тело Кеннина.

8

Дельфины собрались.

С ними, по обычаю морского народа, Тауно и Эйджан оставили своего брата. Они закрыли ему глаза, сложили руки и забрали нож — сталь уже начала ржаветь — теперь они смогут пользоваться вещью, знавшей Кеннина. Справедливо было получить от него последний подарок, и теперь он достанется им, его родным, а не морским угрям.

Брат и сестра отплыли в сторону, а длинные серо-голубые тени очень плавно и нежно окружили Кеннина, и над вечерним океаном поплыла Песнь Прощания:

Широко предстоит тебе скитаться, одному наедине с миром

Во всех твоих странствиях:

Духом — в солнечном свете, морской пене и волнах,

Плотью — в проворности рыб и птиц,

Вернутся к Хранителю твои кости и соль твоей крови.

Возлюбленный:

Небо берет тебя.

Море берет тебя.

И мы будем помнить тебя в ветре.

— Тауно! О Тауно! — зарыдала Эйджан. — Он был таким молодым!

Брат крепко прижал ее к себе; невысокие волны покачивали их тела.

— Норны[16] неумолимы, — сказал Тауно. — Он достойно встретил смерть.

К ним подплыл дельфин и по-дельфиньи спросил, в какой еще помощи они нуждаются. Корабль не так уж трудно удержать на месте, разбив ему руль, и вскоре негодяев настигнет справедливое возмездие.

Тауно взглянул на виднеющийся на горизонте неподвижный шлюп со спущенным парусом.

— Нет. У них заложники. Но, в любом случае, надо что-то сделать.

— Я вспорю герру Ранильду брюхо, — сказала Эщжан, — привяжу конец его кишки к мачте и заставлю бегать вокруг, пока он не намотает на нее все свои потроха.

— Вряд ли он заслуживает таких хлопот, — возразил Тауно. — Но он опасен, да. Атаковать корабль с помощью дельфинов, или же подплыть под него и оторвать от корпуса доску нетрудно. Зато захватить его, напротив, трудно, почти невозможно. Но мы все же должны попробовать — ради Ирии, Ингеборг и Нильса. Отправимся лучше поесть, сестра, — дельфины поймают для нас что-нибудь. Да и отдохнуть тоже надо. Мы потратили много сил.

Вскоре после полуночи он проснулся отдохнувшим. Горе не смогло лишить его сил, и все его существо переполняли жажда мести и стремление прийти на помощь.

Эйджан спала рядом с ним, окутанная облаком своих волос. Каким удивительно невинным, почти детским стало ее лицо с полураскрытыми губами и длинными ресницами, касающимися щек. Поблизости кружили дельфины-сторожа. Тауно поцеловал сестру в ложбинку между шеей и грудями и бесшумно скользнул в сторону.

Стояла светлая летняя северная ночь. Небо над головой слегка светилось, и в этом полумраке свет звезд казался более бледним и нежным. Морская гладь едва шевелилась и слабо мерцала. Низкий, полуразличимый гул прилива смешивался с шорохом маленьких волн. Воздух был тих, прохладен и влажен.

Тауно добрался до «Хернинга» и проплыл вокруг него с бесшумностью акулы. У руля, кажется, никого не было, но у каждого из бортов стояло по часовому с поблескивающей пикой, а третий сидел в гнезде на верхушке мачты. Трое наверху — значит, в трюме еще трое. Выходит, Ранильд настороже, он