Среди тех, кто пользовался этой библиотекой, был кардинал Арчинто, папский нунций при дворе курфюрста Саксонии. Он был поражен образованностью и энтузиазмом Винкельмана, его истощением и бледностью. "Вам следует отправиться в Италию", - сказал он ему. Иоганн ответил, что такая поездка - самое заветное желание его сердца, но не по средствам. Получив приглашение посетить нунция в Дрездене, Винкельман несколько раз ездил туда. Он был восхищен эрудицией и вежливостью иезуитов, с которыми встречался в доме нунция. Кардинал Пассионеи, у которого в Риме было 300 000 томов, предложил ему должность библиотекаря за пансион и семьдесят дукатов; однако эту должность мог занять только католик. Винкельман согласился на обращение. Поскольку он уже выразил свое убеждение, что "после смерти нечего бояться, не на что надеяться".51 он не находил никаких теологических, только социальные трудности в переходе. Упрекавшему его другу он писал: "Любовь к знаниям, и только она, может побудить меня прислушаться к сделанному мне предложению".52 *

11 июля 1754 года в часовне нунция в Дрездене он исповедовал свою новую веру, и были приняты меры для его путешествия в Рим. По разным причинам он еще год оставался в Дрездене, жил и учился у художника-скульптора-гравера Адама Оезена. В мае 1755 года он опубликовал на сайте ограниченным тиражом в пятьдесят экземпляров свою первую книгу "Мысли о подражании греческим произведениям в живописи и скульптуре" (Gedanken über die Nachahmung der griechischen Werke in Mahlerei und Bildhauerkunst). Помимо описания антиквариата, собранного в Дрездене, он утверждал, что греческое понимание природы превосходит современное, и в этом секрет эллинского превосходства в искусстве. Он заключил, что "единственный способ для нас стать великими, действительно стать неподражаемо великими, ... это подражание древним";56 И он считал, что из всех современных художников Рафаэль сделал это лучше всех. Этот небольшой том ознаменовал начало неоклассического направления в современном искусстве. Он был хорошо принят; Клопшток и Готтшед вместе восхваляли его эрудицию и стиль. Отец Раух, духовник Фридриха Августа, добился для Винкельмана от короля-курфюрста пенсии в двести талеров на каждый из следующих двух лет и выделил ему восемьдесят дукатов на поездку в Рим. Наконец, 20 сентября 1755 года Винкельман отправился в Италию в компании молодого иезуита. Ему было уже тридцать семь лет.

Прибыв в Рим, он столкнулся с неприятностями на таможне, где из его багажа конфисковали несколько томов Вольтера; позже они были ему возвращены. Он поселился с пятью художниками в доме на Пинцианском холме, освященном тенями Николя Пуссена и Клода Лоррена. Он познакомился с Менгсом, который помог ему сотней способов. Кардинал Пассионеи предоставил ему свободу своей библиотеки, но Винкельман, желая изучить искусство Рима, пока отказывался от постоянной работы. Он добился разрешения на неоднократные посещения Бельведера Ватикана; он проводил часы перед Аполлоном, Торсом и Лаокооном; в созерцании этих скульптур его идеи приобретали более четкую форму. Он посетил Тиволи, Фраскати и другие пригороды с античными останками. Его познания в классическом искусстве снискали ему дружбу кардинала Алессандро Альбани. Кардинал Арчинто предоставил ему апартаменты в Палаццо делла Канчеллерия - папской канцелярии; взамен Винкельман реорганизовал дворцовую библиотеку. Теперь он был почти экстатически счастлив. "Бог обязан мне этим, - говорил он, - в молодости я слишком много страдал".57 А другу в Германии он писал так, как писали сотни именитых гостей:

Все это ничто по сравнению с Римом! Раньше я думал, что досконально все изучил, и вот, приехав сюда, обнаружил, что ничего не знаю. Здесь я стал меньше, чем когда пришел из школы в библиотеку Бюнау. Если вы хотите научиться разбираться в людях, то вам сюда; здесь есть головы безграничного таланта, люди высоких дарований, красавицы возвышенного характера, которыми греки наделяли свои фигуры..... Так как свобода, которой пользуются в других государствах, лишь тень по сравнению со свободой Рима - что, вероятно, покажется вам парадоксом, - здесь также существует иной образ мышления. Рим - это, я полагаю, высшая школа мира; и я тоже был испытан и усовершенствован.58

В октябре 1757 года, вооружившись рекомендательными письмами, он отправился из Рима в Неаполь. Там он жил в монастыре, но обедал с такими людьми, как Тануччи и Галиани. Он посетил города с классической историей - Поццуоли, Байю, Мизенум, Куме - и в изумлении стоял перед величественными храмами Паэстума. В мае 1758 года он вернулся в Рим, нагруженный антикварными познаниями. В том же месяце он был вызван во Флоренцию для каталогизации и описания огромной коллекции драгоценных камней, слепков, гравюр, карт и манускриптов, оставленных бароном Филиппом фон Штошем. Эта работа заняла его почти на год и почти подорвала здоровье. Тем временем Арчинто умер, а Фридрих Великий опустошил Саксонию; Винкельман лишился квартиры в Канчеллерии и пенсии от несчастного короля-курфюрста. Альбани пришел ему на помощь, предложив четыре комнаты и десять скуди в месяц на содержание библиотеки. Сам кардинал был ярым антикваром; каждое воскресенье он выезжал вместе с Винкельманом на поиски древностей.

Винкельман укрепил свою репутацию, выпустив научные монографии: О грации в произведениях искусства, Замечания об архитектуре древних, Описание торса в Бельведере, Изучение произведений искусства. В 1760 году он пытался организовать поездку в Грецию с леди Ор Форд, невесткой Горация Уолпола; план провалился. "Ни о чем на свете я не мечтал так страстно, как об этом", - писал он. "С готовностью я позволил бы отрубить себе один из пальцев; поистине, я сделал бы себя жрецом Кибелы, если бы только увидел эту землю при такой возможности".59 Жрецы Кибелы должны были быть евнухами, но это не помешало Винкельману осудить старое постановление римского правительства, предписывающее закрывать металлическими фартуками интимные части Аполлона, Лаокоона и других статуй в Бельведере; "вряд ли когда-либо в Риме, - заявлял он, - существовало столь ничтожное постановление".

Чувство красоты настолько доминировало в нем, что почти отменяло всякое осознание пола. Если он и чувствовал эстетические предпочтения, то они отдавали предпочтение красоте мужественной мужской фигуры, а не хрупкой и преходящей женской прелести. Мускулистый торс Геркулеса, похоже, волновал его больше, чем мягкие и округлые контуры Венеры Медичи. Он не мог не сказать доброго слова о гермафродитах - по крайней мере, о том, который находится на вилле Боргезе.60 Он протестовал: "Я никогда не был врагом другого пола, но мой образ жизни отстранил меня от всякого общения с ним. Я мог бы жениться и, вероятно, должен был бы это сделать,