Даже со своей зловонной тачкой они двигались гораздо быстрее нее. Им пришлось пойти медленнее, и от этого часть их страха передалась ей. Они все время оглядывались по сторонам. Дойдя до узкого проулка между двумя большими каменными домами, все трое свернули в него.

Небо стало светлее, ночь близилась к концу. Это был еще даже не свет, так – будто кто-то пытался разбавить тьму водой. Они явно спешили завершить работу до наступления утра… и убрать Лиру с глаз долой.

Переулок был очень узкий, здания почти смыкались над головой. Она уже почти привыкла к запаху… Нет, не привыкла. К такому привыкнуть невозможно – но, по крайней мере, хуже, чем раньше, не стало.

Тот, что шел первым, поднял щеколду и тихо отворил низенькую дверь. Сонный женский голос коротко и встревоженно что-то спросил изнутри. Человек ответил, так же кратко, и отступил в сторону, показывая Лиру. Из мрака возникло женское лицо – напряженное, испуганное, состарившееся раньше времени.

Лира шагнула вперед, чтобы ее было лучше видно. Мгновение ее разглядывали с головы до ног, а потом потянулись и взяли за руку – за сломанную, так что Лира не удержалась и болезненно вскрикнула. Женщина тут же растворилась в тени; мужчина снова торопливо заговорил.

– Простите, простите, – тихо пробормотала Лира, хотя на самом деле ей хотелось выть от боли. Рука распухла и горела.

Женщина появилась снова и поманила за собой, не прикасаясь к ней. Лира обернулась, желая поблагодарить спасителей, но те уже спешили прочь вместе со своей вонючей тачкой.

Она пригнулась и вошла в дом. Хозяйка заперла дверь, они остались в полной темноте. Что-то прошуршало, чиркнула спичка, вспыхнул фитиль маленькой масляной лампы. В комнате не пахло ничем, кроме сна и еды, которую недавно тут готовили. В тусклом желтом свете Лира увидела, что женщина очень худа и гораздо моложе, чем ей сначала показалось.

Женщина указала на постель – вернее, на заваленный покрывалами матрас на полу: сесть тут можно было только на него. Лира уронила рюкзак и села на краешек матраса.

– Спасибо… вы так добры… merci, merci…

Только сейчас она заметила, что при женщине, кажется, нет деймона. И… и у тех мужчин на улице деймонов тоже не было.

– Деймон? – сказала она и попробовала показать, что и у нее его тоже нет, но женщина явно не поняла, и Лира просто покачала головой… Возможно, эти бедняги делали грязную работу именно потому, что у них не было деймонов и с точки зрения общества они были низшей кастой, даже не совсем людьми… И сейчас она тоже была одной из них.

Женщина смотрела на нее. Лира ткнула себя пальцем в грудь и сказала:

– Лира.

– А, – та показала на себя. – Йозда.

– Йозда, – тщательно повторила Лира.

– Ли-я.

– Лира.

– Ли-ра…

– Да, так.

Обе улыбнулись. Йозда жестами объяснила, что Лира может лечь… Та легла… почувствовала, как ее укрывают тяжелым ковром… и уснула – в третий раз за эту ужасную ночь.

* * *

Ее разбудили тихие голоса. Сквозь бисерную занавеску на двери проникал дневной свет – серый, без прямых лучей солнца. Йозда и какой-то мужчина – возможно, один из тех, кто привел ее сюда, – сидели на полу и что-то ели из большой миски, которая стояла между ними. Некоторое время Лира лежала не шевелясь и наблюдая за ними. Мужчина был моложе женщины, в старой, ношеной одежде… Но никакой вони она больше не чувствовала.

Лира осторожно села и обнаружила, что руке стало еще хуже, теперь она не могла даже разогнуть пальцы. Женщина посмотрела на нее и что-то сказала; мужчина встал. Лире было очень нужно в туалет… Она попыталась объясниться жестами. Мужчина отвел глаза, но женщина поняла и через другую дверь вывела ее в крошечный дворик. В дальнем углу обнаружилось отхожее место – безукоризненно чистое.

Когда она вышла, Йозда ждала в дверях с кувшином воды и знаками велела Лире протянуть руки. Та так и сделала, постаравшись защитить левую от шока, потому что вода оказалась ледяной. Йозда дала ей тонкое полотенце и поманила в дом.

Мужчина ожидал ее, все так же стоя. Он пригласил ее сесть с ними на ковер и поесть риса из плошки. Лира ела, как и хозяева, руками – вернее, одной, правой.

– Лира, – сказала мужчине Йозда, указывая на гостью.

– Ли-ра, – повторил он и указал на себя. – Чил-ду.

– Чил-ду, – сказала Лира.

Рис оказался клейкий и почти безвкусный – хорошо, если в нем была щепотка соли. Больше у них ничего не было, и Лира постаралась есть как можно меньше, раз уж стала непрошеной гостьей. Чил-ду и Йозда о чем-то тихо переговаривались – интересно, на каком языке? Ничего похожего Лира раньше не слышала.

Надо попытаться как-то поговорить. Она обращалась сразу к обоим, переводя взгляд с одного на другого и произнося слова как можно четче.

– Я хочу найти Синий отель. Вы что-нибудь о нем слышали? Аль-Хан аль-Азрак?

Оба смотрели на нее, он – с вежливым интересом, она – с тревогой.

– Мадинат аль-Камар?

Это они поняли – отшатнулись, покачали головами, вскинули руки, словно прося больше не произносить этого слова.

– Английский? Вы знаете кого-нибудь, кто говорит по-английски?

Ее не поняли.

– Français? Quelqu’un qui parle français?[23] Та же реакция.

Лира улыбнулась, пожала плечами, съела еще горсточку риса. Йозда встала, сняла с огня котелок, налила кипятку в две глиняные чашки, бросила в каждую щепоть темного порошка и комок чего-то похожего на масло или мягкий сыр. Помешав в каждой жесткой кисточкой, так что жидкость вспенилась, она подала одну чашку Чил-ду, а другую – Лире.

– Спасибо… – Лира показала на чашку, а потом на Йозду, и, видимо, нарушила тем самым какой-то этикет, потому что женщина нахмурилась и отвернулась, а мужчина мягко отвел Лирину руку в сторону.

– Ладно, – сказала она. – Спасибо. Я так понимаю, вы будете пить, когда я закончу. Вы очень щедры.

Напиток был слишком горячим, но Чил-ду все равно пил, громко хлюпая. Лира последовала его примеру. Жидкость оказалась не просто горькая, а прогоркшая… но все же смутно напоминала чай. А после нескольких хлюпов Лира даже решила, что напиток крепкий и довольно бодрящий.

– Хороший, – похвалила она. – Благодарю вас. Как это называется?

Она показала на чашку и сделала вопросительное лицо.

– Чой, – сказала Йозда.

– А, значит, все-таки чай.

Чил-ду с минуту что-то говорил жене – то ли предлагал что-то, то ли распоряжался. Она слушала, довольно скептически, вставляя слово или два – спрашивая, соглашаясь. Последняя ее реплика прозвучала явно утвердительно. Все это время они то и дело посматривали на Лиру. Та внимательно слушала, надеясь различить хотя бы одно знакомое слово или хотя бы догадаться о смысле сказанного по их лицам.