— Я тебя уложила, я сильнее, — сощурившись, сказала Ярослава. Она сидела на нем и смотрела с ухмылкой. И явно чувствовала, как сильно он возбужден. Ему так и хотелось сказать ей: «Ну же, детка, возьми его, как утром, просто дай мне кончить».

— Конечно, — легко согласился Игнат, который просто поддался. Ему нравилось, когда эта милая хрупкая девушка перехватывала лидерство.

— И ты будешь делать, что я хочу!

— А что ты хочешь?

— Чтобы ты молчал. Хотя нет, — передумала Яра, и ее глаза сверкнули. — Скажи мне…

— Что я тебя хочу? — рассмеялся Игнат. — Безумно. Не чувствуешь, как сильно?

— Скажи мне, что любишь. Как тогда, — попросила она тихо.

Все веселье разом испарилось.

— Люблю, — шепотом сказал Игнат, кладя ладони на ее бедра. — Люблю тебя.

— Очень?

— Безумно.

Она довольно улыбнулась, склонилась к нему, прикусила за кожу на шее, и стала прокладывать дорожку из поцелуев от ключиц к прессу, заставляя Игната вздрагивать. Губы у нее были просто умопомрачительные.

Их с Ярославой тянуло друг ко другу с немыслимой силой, и от горячих объятий и поцелуев оба переставали контролировать себя. От возбуждения кипела кровь и плавились мысли, и до безумия хотелось заполнить пустоту, что жила в них обоих. До самого откровенного они не дошли — Игнат силой воли заставил себя повременить, чтобы Яся привыкла к нему, хотя сдерживаться было сложно. Он стоял перед ней на коленях, прижимаясь губами и языком к низу ее живота, и заставлял повторять его имя, как молитву. А потом, когда у нее задрожали ноги, не дал упасть.

Он действительно любил ее.

Почему они так долго были одни, растрачивая себя на ничего незначащие глупости?

Глава 91. Плохие знаки

Я ясно осознала две вещи, связанные с Игнатом. Я очень любила его — так, что хотелось кричать о своих чувствах. Это первое. Только кричать я не могла, и даже шептать. Говорить о любви у меня не получалось. И это второе.

Впрочем, Игнат не требовал от меня признаний, он просто был рядом, позволяя изучать себя — не только тело, но и душу. Раньше я не могла этого разглядеть, но в нем было что-то особенное, родное, дающее надежду на счастье. Словно глоток свежего воздуха.

После возвращения мамы и Кости мы старались вести себя… хорошо. Никаких прикосновений и тем более поцелуев вне его или моей комнаты. Только порою бросали друг на друга красноречивые взгляды. Слава богу, никто их не замечал — Костя пропадал в компании, где снова случился какой-то апокалипсис, а мама плохо себя чувствовала. Большую часть дня она проводила в своей спальне, почти ни с кем не разговаривая, и мне казалось, будто мама погружена в какие-то свои мысли. Лишь рядом с Костей она оживала и улыбалась, по крайней мере, старалась улыбаться. Мне казалось, с мамой что-то происходит, но что, я понятия не имела и переживала. Пару раз я слышала, как она плачет, а однажды видела из окна, как разговаривает с кем-то по телефону, и не могла понять, по какому из двух. В голове роились самые разные мысли, которые я боялась озвучить даже сама себе.

А вдруг это действительно была… она? В тот раз, когда Игнат обвинял ее в предательстве отца? Нет, нет, нет! Моя мама не такая, она не могла так поступить. Не могла! Да и Игнат сказал, что ему показалось. Когда я думала об этом, мне становилось так страшно, что казалось, сердце от испуга вот-вот вылетит из груди, и я старалась избегать этих мыслей. Все, что угодно, кроме этого.

Несколько раз я пыталась поговорить с мамой, вывести ее на откровенность, но она неизменно отвечала, что просто плохо себя чувствует из-за беременности.

— Возраст не юный, — тихо говорила мама раз за разом, гладя меня по волосам. И просила посидеть с ней.

Тогда я с ногами забиралась в кресло рядом с кроватью, доставала одну из детских книг, заранее купленных для малыша, и читала ей вслух. Когда-то сказки читала мне мама, а теперь это делала я, в надежде, что будущий братик или сестренка слышит мой голос. Однажды я читала ей книгу в гостиной, у камина, и в это время пришли Костя и Игнат, приехавшие из офиса в кои-то веки вместе. Костя сел на диван рядом с мамой и обнял ее, а Игнат опустился во второе кресло напротив меня, и я читала уже не только для мамы и малыша, но и для них. Удивительно, но и у отчима, и у Игната взгляд стал теплым, искристым. Жесткие черты лица Кости разгладились, а лицо моего любимого человека стало спокойным. Я читала почти час, а они втроем просто слушали, пили ягодный чай и время от времени переглядывались. Уютно трещал камин, а плед, которым отчим заботливо укрыл мои ноги, грел. И, наверное, в этот вечер я ощутила особую семейную теплоту, от которой щемило в груди. Будто в солнечном сплетении раскрывались бутоны прекрасных цветов.

Мама и Костя ушли первыми, вернее, отчим унес ее на руках, когда она начала засыпать. То, как он уважительно и трепетно относился к маме, нравилось мне, и я смотрела им вслед с полуулыбкой. Ко мне подошел Игнат, склонился и нарушил наше правило. Поцеловал — без страсти, от которой подгибались коленки, а мягко-мягко. Это был поцелуй-приветствие. Поцелуй, говорящий: «Я тут, я с тобой, я пришел к тебе». Его губы стали знакомыми, и запах — тоже. Но каждый раз, когда Игнат оказывался со мной, я наслаждалась его поцелуями, как в первый раз.

— Как прошел день? Все хорошо, малышка? — прошептал Игнат, садясь на подлокотник кресло и обнимая меня.

— Да, — ответила я. — А у тебя?

По его лицу пробежала тень.

— Нормально.

— Точно?

— Ну… У отца проблемы, конкурент давит, — туманно ответил Игнат. — Я раньше не думал, что бизнес — это так сложно.

— Он ведь справится? — спросила я с тревогой.

— Конечно. Всех порвет.

Игнат вдруг резко встал, будто что-то услышав, и пересел в свое кресло. И как только он опустился