Наряду с лошадьми Кологривову прежде всего были нужны подготовленные кадры. К зиме 1812 г. в составе кавалерийских полков полевой армии имелось великое множество эскадронов неполной численности, обычно с непропорционально малым числом обер- и унтер-офицеров. По предложению Александра Кутузов создал в большинстве кавалерийских полков три, два или в крайнем случае всего один полностью укомплектованный эскадрон для несения службы в боевой обстановке. Остальные обер-, унтер-офицеры и ветераны были отправлены в помощь Кологривову, работавшему над формированием резервной кавалерии. В ходе весенней кампании 1813 г. Смоленский драгунский полк, например, разместил два эскадрона в расположении полевой армии. Тогда же 18 офицеров и 89 прочих военнослужащих полка были посланы в Слоним для соединения с Кологривовым[620]. Изобиловавший статистическими сведениями подробный рапорт о Резервной армии, который Лобанов представил в конце войны, свидетельствовал, что в составе кавалерии Резервной армии было гораздо больше ветеранов и значительно больше обер- и унтер-офицеров по сравнению с пехотой. Если принять в расчет особенности кавалерийской подготовки и службы, этот факт представляется чрезвычайно важным[621].

Щедрые поступления лошадей, офицеров и опытных солдат во многом объясняют, почему Кологривов достиг успеха в формировании кавалерийских резервов, но не раскрывают всей сути явления. По свидетельству адъютанта Кологривова поэта А.С. Грибоедова, его шеф организовал не только конский лазарет, кузницы и прочие вспомогательные части кавалерийского депо, но и подбирал рекрутов с необходимыми навыками, обучал тех, кто таковых не имел, и организовывал мастерские по изготовлению конской сбруи, седел и пошиву обмундирования, тем самым не только экономя государству крупные суммы денег, но и освобождая себя от излишней зависимости от Комиссариатского департамента Военного министерства[622].

Между мартом и сентябрем 1813 г. Кологривов отправил в полевую армию 106 эскадронов. В ноябре 1813 г. он послал еще 63, и почти столько же было готово к отставке. Д.И. Лобанов-Ростовский большую часть своего времени потратил на досмотр боевых подразделений Резервной армии перед их отправкой в полевую армию. Его отзывы о кавалерии всегда были исключительно лестными. Обычно он выражал удовлетворение и состоянием своих пехотных и артиллерийских резервов, но в артиллерии нарекания часто вызывали лошади, а в пехоте — снаряжение. Хотя он считал большую часть готовой к отправке пехоты хорошо обученной, встречались и исключения. В декабре 1813 г., например, он отмечал, что личный состав резервов, отправляемых в тот момент для усиления корпуса Витгенштейна, слишком молод, и ему требуется больше времени для того, чтобы подготовиться к сражению[623].

Однако, по всей вероятности, наиболее верными были суждения иностранцев, поскольку они имели склонность к аргументированным сопоставлениям. 8 июня 1813 г. сэр Роберт Вильсон наблюдал, как Александр проводил смотр резервов лейб-гвардии и гренадер, только что прибывших из Петербурга и Ярославля. Зная о том, что они находились на марше три последних месяца, император был поражен их внешним видом:

«Тогда эти пехотинцы и их материальная часть выглядели так, словно они только что покинули казармы для участия в параде. Всадники и их лошади выглядели столь же свежими. Воины и лошади в России представляют собой исключительно поразительный материал для военной службы. Если бы английские батальоны прошли одну десятую часть такой же дистанции, они бы хромали в течение последующих нескольких недель, а от их первоначального снаряжения остались бы одни воспоминания. Все наши лошади охромели бы, а их спины были бы натерты настолько, что к ним невозможно было бы прикрепить седла»[624].

Полковник Рудольф Фридрих возглавлял отдел истории прусского генерального штаба. Он не сомневался в том, что русские резервы, прибывшие во время перемирия, намного превосходили прусские и австрийские подкрепления, которые тогда же пополнили полевые армии союзных держав. Русские были «прекрасными солдатами, хотя, разумеется, не отличались умом, но были отважны, послушны и неприхотливы. Их оружие, одежда и снаряжение были очень хороши, и в целом они были хорошо обучены». Прежде всего эти солдаты, пережившие долгие месяцы изнуряющих маршей, были чрезвычайно упрямы и никогда не унывали. Что касается кавалерии, то она была «в целом прекрасно выезжена, хорошо обучена и имела безупречные обмундирование и снаряжение». Единственное критическое замечание Фридриха о русских подкреплениях состояло в том, что «только егерские полки были обучены вести перестрелку»[625].

Что касается обучения, то его успешному проведению способствовало то, что основная часть резервов прибыла в лагеря полевой армии к концу июня. Большинство резервных подразделений разделили на составные части и распределили по батальонам и эскадронам армии. В июле стояла хорошая погода, у полков полевой армии имелось свободное время, и ветераны могли спокойно завершить обучение резервов, включая интенсивную стрелковую подготовку. Ф.Ф. Шуберт был начальником штаба кавалерии барона Корфа в составе корпуса Ланжерона. В своих мемуарах он писал: