Она молчала.

Вот так. А ведь я знал, что ЦРУ тут замешано! Но даже в самых кошмарных снах и предположить не мог, что снова увижу Теда Нэша. А может, и предполагал…

Нэш огляделся, но не стал комментировать нанесенные повреждения и видневшиеся повсюду пятна крови, не обратил внимания на Лютера, умирающего в нескольких шагах от него, и труп Карла посередине комнаты. Тед всегда был хладнокровным малым. Но на Мэдокса он посмотрел внимательно.

— А вот этого действительно жаль.

Видимо, у нас были разные взгляды на усопшего.

— Так, — сказал он, скорее сам себе. — В Вашингтоне найдется немало людей, которые будут очень недовольны, узнав про это.

Мы с Кейт ничего ему не ответили, а я подумал об «М-16», висевшей у меня на плече, — как бы мне ее поднять и изготовиться к стрельбе.

Это не было приступом паранойи, поскольку Тед Нэш — убийца по своей сути, да к тому же не слишком обожает Джона Кори. Правую руку он держал в кармане спортивной куртки, словно красавчик из каталога модной одежды. Этакий, знаете, беспечный человек, сжимающий в кармане заряженный пистолет.

— Как ты тут оказался? — заговорила наконец Кейт.

— Я тут работаю.

— Но ты… ты же был в Северной башне…

— Я, как и ты, Джон, и некоторые другие, немного туда опоздал. — И философски добавил: — Судьба иной раз очень странно нами распоряжается.

— Ага, — ответил я. — Судьба — это мешок дерьма. Так что ты тут делаешь, Тед? Уж не хочешь ли сказать, что явился сюда остановить Мэдокса, но, как обычно, опоздал?

Он улыбнулся:

— Я сюда вовсе не для того явился, чтобы остановить Мэдокса. — И посмотрел в сторону покойника. — А вот вы, как я понимаю, именно за этим.

— Да нет, мы на ужин приехали.

И прежде чем мы продолжили этот увлекательный обмен остроумными колкостями, он вытащил свой пистолет — это оказался «глок», такой же, как у меня.

— Вы, ребята, и в самом деле все тут испортили.

— Да брось ты, Тед, — отмахнулся я. — Мы всего лишь спасли Сан-Франциско и Лос-Анджелес. — И добавил, чтобы до него дошло окончательно: — Мы герои. А плохие парни — мертвые.

Тед, кажется, начинал злиться — всегда бесился в моем присутствии, — а сейчас, когда он достал пистолет, все сразу поняли расстановку сил.

— Вы даже не представляете, насколько все испортили. — Он уставился на меня, потом оглянулся на Кейт. — Весь мир должен был вот-вот перемениться! Хоть это-то вы понимаете?! Понимаете?!

Он все больше заводился, так что я не стал отвечать на его глупый вопрос.

— Это был самый лучший, самый умный, самый смелый и решительный план, который у нас когда-либо рождался! Всего за один траханый день — один день, Джон! — мы могли бы полностью ликвидировать самую большую угрозу Америке. А вы — ты и эта сука — все испортили!

— Ну извини, пожалуйста. Мне правда очень жаль.

Кейт глубоко вдохнула и резко бросила:

— Во-первых, Тед, я не сука! Во-вторых, если правительство желает уничтожить ислам с помощью ядерного оружия или пригрозить им, оно не должно инсценировать атаки террористов на два американских города, в которых погибли бы миллионы американцев…

— Заткни пасть, мать твою так! Кому какое, на хрен, дело до Лос-Анджелеса и Сан-Франциско?! Только не мне! И не вам! Не пудри мне мозги всей этой высокопарной чушью, Кейт! У нас был шанс раз и навсегда покончить с мусульманским дерьмом, а ты и этот гребаный клоун, твой муж… — Тут он посмотрел на меня и заметил у меня на плече винтовочный погон и черный обрез ствола «М-16», торчавший из-за моей спины. Затем навел «глок». — Сними эту траханую винтовку! Не прикасайся к ней! Вообще ни к чему не прикасайся! Наклонись вбок, чтобы она соскользнула на пол. Давай!

Я наклонился влево, лихорадочно соображая, как перехватить винтовку, сбросить предохранитель и выстрелить в него прямо от бедра.

По всей видимости, мистеру Нэшу надоела моя медленная реакция.

— Ладно, Джон, — сказал он. — Не дергайся. Просто стой и жди смерти. — Он поднял «глок» и прицелился мне в грудь. — Еще одно напоследок. Я нажал на нужные кнопки, чтобы сюда направили именно тебя. Рассчитывал, что тут прикончат вовсе не беднягу Харри Маллера. Но секунды через три ты все равно последуешь за ним. И еще одно. — Он мотнул головой в сторону Кейт: — Я ведь и впрямь трахал ее…

Я услышал оглушительный грохот, но не увидел вспышки из ствола его пистолета. Вместо этого он подбросил оружие в воздух. Так мне, во всяком случае, показалось. Тело Теда отлетело назад, словно кто-то пнул его в грудь, и он врезался спиной в стену рядом с Лютером. И пока сползал по стене на пол, Кейт опустошила весь магазин «кольта» сорок пятого калибра, принадлежавшего Карлу, всаживая в тело Теда Нэша пулю за пулей, отчего оно всякий раз дергалось и подпрыгивало.

Я наблюдал, как она выпустила три последние пули без намека на истерику или ярость. Здоровенный автоматический пистолет она держала совершенно правильно, чуть согнув колени и вытянув вперед обе руки — прицелилась, нажала на спуск, выстрелила; перевела дыхание, прицелилась, нажала на спуск. И так до тех пор, пока затвор не замер в крайнем заднем положении — магазин был пуст.

Я подошел к ней, чтобы забрать пистолет, но она отшвырнула его в сторону.

— Спасибо, — сказал я.

Она продолжала смотреть на окровавленное тело Нэша и медленно произнесла:

— Я не сука, Тед!

Надо мне постараться больше не пользоваться этим словом, когда мы ссоримся.

Я нашел местный телефон и дозвонился до майора Шеффера. Оказалось, он совершенно не в курсе дела — не имеет понятия, где мы и что происходит.

Я выдал ему весьма отредактированную версию, в рамочках «знаешь лишь то, что тебе положено знать», сообщив о трупах и разрушениях, после чего запросил помощь в виде полицейских, медиков, экспертов-криминалистов и его самого.

Потом мы с Кейт, вооруженные винтовкой Лютера и «глоком» Нэша, к счастью, полностью заряженным, обследовали остальные комнаты подземного жилого комплекса, фотографии которого вполне могли бы украсить журнал «Лучшие дома и убежища на случай ядерной войны».

Мы нашли холщовый мешок со своим барахлом и рассовали его по карманам.

В положении беспомощного пленника нет ничего интересного или поучительного, особенно если ваши тюремщики — склонные к убийствам психопаты. Поэтому я не могу понять «стокгольмского синдрома», когда пленник отождествляет себя с тюремщиком и даже сочувствует ему и тем бредням, которые тот несет в оправдание своего плохого поведения.

Однако действия и бредни такого психа то и дело находят живой отклик у пленника, совпадая с его устремлениями и мыслями, сокрытыми в самых темных уголках сознания.