Как только Маэл и я оказались внутри повозки, полог ееопустили, скрыв нас от посторонних глаз. Мы уселись на грубо сколоченныескамейки, и повозка тронулась в путь. В полном молчании мы ехали несколькочасов.

Сквозь матерчатое покрытие повозки проникали лучи солнца, акогда я приник к нему лицом, то увидел лес, через который мы проезжали. Онпоказался мне еще темнее и гуще, чем в первый раз. За нами следовал бесконечныйкараван других повозок. Некоторые из них представляли собой огромные клетки,внутри которых находились люди. Вцепившись руками в прутья, они умолялиотпустить их, и голоса их сливались в единый, исполненный ужаса вопль.

– Кто эти люди? Почему они так кричат? – не в силахбольше вынести подобное напряжение, спросил я.

Маэл вздрогнул и словно пробудился от сна.

– Они преступники – воры и убийцы. Все они справедливоосуждены и будут принесены в священную жертву.

– Ужасно, – пробормотал я.

Хотя имел ли я право говорить так? Разве сами мы неприговаривали преступников к смерти на кресте, к сожжению у позорного столба, кразного рода пыткам и страданиям? Неужели то, что мы не называли это священнойжертвой, делало нас более цивилизованными? Возможно, кельты поступали гораздо болеемудро, не позволяя им умирать зря.

Чепуха какая-то. Голова у меня кружилась. Повозка продолжалакатиться вперед. Я слышал голоса тех, кто сопровождал нас, – некоторые шлипешком, другие ехали верхом на лошадях. Все эти люди направлялись на праздникСамайн. Мне предстояло вскоре умереть. Я очень боялся, что меня сожгут. Маэлвыглядел испуганным и был очень бледен. Вопли и вой осужденных на смертьсводили меня с ума.

О чем я буду думать, когда они разожгут костер? Какие мыслипридут мне в голову в тот момент, когда я почувствую, что горю? Я больше не всилах был выносить все это.

– Что ждет меня? – неожиданно даже для самого себяспросил я, испытывая отчаянное желание придушить Маэла.

Он поднял на меня взгляд и чуть сдвинул брови.

– А вдруг бог уже мертв?.. – прошептал он.

– Тогда мы вместе с тобой отправимся в Рим и будем питьтам прекрасное италийское вино, – шепнул я в ответ.

Когда повозка наконец остановилась, давно уже перевалило заполдень. Гул голосов вокруг становился все громче и громче.

Я встал, чтобы выглянуть из повозки, и Маэл не остановилменя. Я увидел, что мы находимся на огромной лесной поляне, окруженной со всехсторон гигантскими дубами. Все повозки, в том числе и наша, были расставленыпод деревьями, а посреди поляны сотни людей возводили какое-то сооружение избесчисленного количества вязанок хвороста, тысяч метров веревок и сотенсвежесрубленных толстых стволов деревьев.

Самые длинные бревна – таких мне никогда не приходилосьвидеть – были поставлены вертикально в виде двух огромных букв «X».

Лес буквально кишел людьми, наблюдающими за всем, чтопроисходило на поляне, на которой разместиться всем было просто невозможно. Всеновые и новые повозки пробирались сквозь это невероятное скопление в поискахсвободного места возле края леса.

Я снова сел, делая вид, что не понимаю, что происходит,пытаясь убедить в этом даже самого себя. Однако я, конечно же, все прекраснопонимал. Ближе к закату крики и вопли осужденных стали еще громче и отчаяннее.

Солнце почти село, когда Маэл приподнял полог, и я в ужасеуставился на две гигантские, сплетенные из прутьев фигуры. Должно быть, ониизображали мужчину и женщину. Одежда и волосы их были сделаны из виноградныхлоз, все остальное – из шестов и ивовых прутьев. Сверху донизу к ним веревкамибыли привязаны осужденные на смерть, вопли которых разносились далеко вокруг.

При виде этих ужасных великанов я буквально лишился дараречи. Я не мог сосчитать, сколько извивающихся тел было на поверхности статуй –на их торсах, руках, даже на ладонях, в пустом пространстве полых ног и похожихна клетки, лишенных лиц, огромных голов, украшенных венками из ивовых прутьев ицветов. Гирлянды из цветов украшали платье женщины, а за свитый из плюща поясмужчины были заткнуты снопы пшеницы. Фигуры раскачивались и дрожали, словноготовые вот-вот упасть, однако я знал, что этого не произойдет, так как ихудерживали невероятной длины бревна, позволявшие им возвышаться над лесом.Вокруг странных статуй были уложены вязанки хвороста и пропитанные смолой поленья,которые вскоре запылают, и тогда пламя поглотит гигантские фигуры.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто все этинесчастные, которые привязаны там веревками и обречены на смерть, виновны впреступлениях? – спросил я Маэла.

Он молча кивнул с обычным торжественным и серьезнымвыражением лица. Его это мало волновало.

– Они ждали месяцы, а иногда и годы того момента, когдабудут принесены в жертву, – ответил он наконец, и голос его прозвучалравнодушно. – Их привезли сюда со всех уголков нашей земли. И точно также, как и мы, они не в силах изменить свою судьбу. Им суждено умереть вместе сизображениями Великой Матери и ее Возлюбленного.

Меня все больше и больше охватывало отчаяние. Нужно былочто-то предпринять, чтобы спастись. Но двенадцать друидов окружали со всехсторон повозку, а за ними располагался целый легион воинов. Все остальныезаполняли лес на много метров вглубь, и конца им не было видно.

Быстро темнело, и повсюду были зажжены факелы.

До меня доносился рев возбужденных голосов. Крики обреченныхстановились все более пронзительными и жалобными.

Я сидел неподвижно, стараясь не поддаваться панике. Уж еслимне не суждено избегнуть страшной участи, я должен пройти через странный обряд,хотя бы внешне демонстрируя спокойствие. А когда всем станет ясно, какой этообман и мошенничество, я твердо и с достоинством выскажу все, что думаю поэтому поводу, – так, чтобы меня могли услышать все. Это и будет моимпоследним поступком – деянием бога, а потому я должен совершить его,демонстрируя сознание своей власти и авторитета. В противном случае мой акт небудет иметь никакого смысла.

Повозка снова двинулась куда-то. Крики и шум усилились, иМаэл взял меня за руку, словно стараясь придать мне мужества. Он поднял пологтолько тогда, когда повозка остановилась в глубине леса, за много ярдов отполяны. Оглянувшись, я увидел огромных зловещих истуканов, внутри которых вотблесках факела виднелись отчаянно извивающиеся фигурки людей. Казалось,кошмарные создания оживают и вот-вот встанут и двинутся на нас, круша все насвоем пути. Игра света и теней внутри их голов создавала впечатлениеотвратительно гримасничающих лиц.