Жена опустила голову, сложила руки перед собой на юбке:

— Почему ты не писал мне?

— О чём, Ифа?

— Просто. Мол, жив-здоров.

— Если тебе нравится читать бред, в следующий раз напишу.

Он остановился возле окна. В сиреневых сумерках просматривались очертания казарм и конюшен. Горящие факелы очерчивали тренировочную площадку. Проносились тени, сверкала сталь мечей, взблёскивали кольчуги. Как же он по этому соскучился!

— Я приготовлю ванну, — прозвучал тихий голос.

— Скоро буду, — сказал Киаран и направился к двери.

— Ты куда?

— Хочу наведаться в логово.

— Помойся сначала, поешь!

— Успею.

Конюх быстро оседлал иноходца. Не чувствуя усталости, Киаран запрыгнул в седло и покинул замок. Душа рвалась туда, где он провёл всю свою сознательную жизнь. Здесь, в каменных палатах, он принимал гостей, спал, занимался любовью. Всё остальное время упражнялся или наблюдал за тренировками Выродков, возился с лошадьми, приводил в движение тяжёлые кузнечные меха или продумывал предстоящие сражения и идеальные убийства, сидя в казарме с сыном и командирами отрядов.

Дорога вилась серпантином по склону взгорья и ровной рекой текла дальше, до логова Стаи. Ветер обдувал лицо, наполнял лёгкие полузабытыми запахами осенних трав и горящих костров. На мгновение всё вокруг осветила вспышка молнии. Иноходец заржал и встал на дыбы. Киаран еле удержался в седле. Стиснув в кулаке конскую гриву, оглянулся. Она где-то там, за каким-то окном, при вспышке молнии увидела его спину.

Повинуясь умелому всаднику, конь развернулся и птицей долетел до крепости. Спрыгнув на землю, Киаран вбежал в господскую башню, понёсся в гостиный зал, выкрикивая: «Ифа! Ифа!» Там было темно и пусто. Киаран метнулся в опочивальню супруги. При его виде служанки втянули шеи в плечи. Преодолев несколько витков лестницы, Киаран ворвался в свои покои. Из купальни доносился стук вёдер и шипенье углей в жаровнях.

Вдавливая ладонь в грудь, словно пытаясь удержать сердце, Киаран пробормотал: «Всё, всё, тихо, тихо». Переступил порог… И тут служанки.

— Где моя жена?

— Миледи велела приготовить вам ванну и ушла, — ответила одна, меняя свечи в шандале.

— Куда?

— Подышать воздухом, — сказала другая, устанавливая казан на угли.

— Куда?! — гаркнул Киаран.

Девушки присели чуть ли не до пола:

— На обзорную площадку, милорд.

Киаран выбежал из покоев и помчался вверх по лестнице, повторяя еле слышно: «Нет, Ифа, нет. Ифа, нет…»

Она стояла на парапете и смотрела вниз. Подол платья обвивал ноги, мантилья пузырилась как парус. Лепестки осыпались с хризантем и, подхваченные ветром, взмывали в небо жёлтыми искрами.

Ифа отвела руки назад. Всем телом потянулась вперёд. Киаран резко рванул её за локоть и вместе с ней повалился на каменные плиты. Обнял за плечи, прижал к себе крепко и прошептал:

— Ты моя жена, Ифа! Слышишь? А я твой муж. И только смерть разлучит нас. Но не такая смерть. Не такая! Ты нужна мне, нужна нашим детям. Ифа! Что же ты делаешь?

Она уткнулась лицом ему в шею и расплакалась.

77

В лесу колокольчиком звенел девичий смех. На миг затихал и снова переливчатым эхом разносился по округе.

— Гамис! Хватит меня смешить! — взмолилась девушка. — Этак мы до вечера не управимся.

— Управимся, — заверил подросток, обвязывая верёвкой охапку сухих веток. — До вечера куча времени.

— Э, нет! Мы так не договаривались! Ещё рубахи надо заштопать. Когда мне это делать?

Гамис затолкал топорик за старенький отцовский ремень, закинул вязанку хвороста за плечи:

— Отнесу к тележке. А ты никуда не уходи. — И побежал к лесной дороге.

— Куда же я уйду, глупенький? — улыбнулась девушка, заправляя волосы под платок. Запахнув на груди телогрейку, крикнула: — Захвати мне рукавицы!.. Слышишь?

— Слышу, Оляна, слышу, — откликнулся брат.

Первый снег кружил в воздухе, словно тополиный пух. Пахло прелой листвой, пожухлым мхом и близкими морозами. Тусклый солнечный свет просачивался сквозь поредевшие кроны берёз и осин и застревал в пушистых еловых лапах.

Треснула ветка.

— Хотел меня напугать? Эх ты… — Оляна обернулась и подавилась словами.

В её сторону ехал воин в кожаных доспехах. Чёрный плащ спадал с его плеч и укрывал круп коня.

Оляна попятилась, прижалась спиной к дереву.

— Не бойся, красавица, — прозвучал вкрадчивый голос. — Я тебя не обижу.

Фыркнув, конь остановился, забил копытом.

— Ты здесь одна? — поинтересовался воин.

Он говорил с сильным акцентом и обладал непривычной для этих мест внешностью: смуглое лицо, нос с горбинкой, глаза навыкате.

Боковым зрением Оляна уловила среди полуобнажённых ветвей силуэт второго всадника.

— Ты одна? — повторил воин и спешился.

Оляна одеревенела от страха.

Незнакомец — выше её на две головы, мощный как бык — снял шлем и подшлемник. Надел их на луку седла и пригладил курчавые волосы:

— В Бога веруешь?

Позади Оляны всхрапнула лошадь: там тоже всадник…

Не получив ответа, воин улыбнулся:

— У тебя дома есть святое писание?

Рассмотрев на рукояти меча выгравированное изображение Ангела-спасителя, Оляна вынырнула из оцепенения и с трудом разомкнула онемевшие губы:

— Нет.

В душе затеплилась надежда, что сейчас этот человек вытащит из притороченной к седлу сумки Книгу Книг и предложит купить.

— Еретичка! — Слово прозвучало как приговор.

Не сводя с Оляны тяжёлого взгляда, воин дёрнул конец ремня; перевязь вместе с мечом бесшумно упала в листву. Оляна бросилась бежать. Крепкая рука вцепилась ей в рукав и словно котёнка швырнула на землю. Она открыла рот, но вместо просьбы сжалиться над ней из горла вырвались невнятные звуки.

Воин опустился возле неё на колени, забросил полы плаща себе за спину и принялся распускать шнуровку на штанах. Подрывая землю башмаками и отталкиваясь локтями, Оляна поползла прочь. Воин схватил её за ноги, притянул к себе и задрал ей юбку. Оляна забилась как птичка в силках. Закрутила головой, высматривая брата. Только бы он не пришёл.