Такое описание содержало три грубейшие ошибки, непростительные для международного документа. Ошибки, которые проглядел уроженец Кавказа, как оказалось, не знающий совершенно географии Карахан. Слова «по реке Псоу» и «по северной границе» Черноморской губернии противоречили друг другу, ибо река Псоу являлась южной границей Черноморской губернии, отделявшей (дай отделяющей поныне) её от Абхазии. Уже поэтому Тифлис получал право претендовать, и при полном письменном согласии Москвы, на Черноморское побережье вплоть до Новороссийска.

Упоминание о северной и восточной границе Закатальского округа, тем самым, включавшего его в состав Грузии, легко могло привести к осложнениям с Советским Азербайджаном, который издавна и вполне законно владел округом, населённым преимущественно азербайджанцами.

Наконец, автор подобного взрывоопасного описания границы, слишком хорошо понимая, «что оно слишком запутано, статьей четвёртой повторил его ещё более туманно: «Россия обязуется признать входящими в состав грузинского государства, кроме отходящей к Грузии в силу пункта 1 статьи III настоящего договора Черноморской губернии /о чём там отнюдь не говорилось, ибо граница устанавливалась по реке Псоу – Ю.Ж./ нижеследующие губернии и области бывшей Российской Империи – Тифлисскую. Кутаисскую и Батумскую со всеми уездами и округами, составлявшими означенные губернии и области /тем самым, Грузия потребовала признать свои права на зону Лори, являвшуюся неразрывной частью Армении – Ю.Ж./, а также округа Закатальский / принадлежал Советскому Азербайджану – Ю.Ж./ и Сухумский / то есть подтвердить границу по реке Псоу! – Ю.Ж./.29

Пять дней спустя, когда все эти вопиющие ошибки и противоречия были обнаружены более сильными в географии сотрудниками НКИДа, потребовалось срочно исправлять их. 12 мая те же лица, Карахан и Уратадзе, подписали ещё один, «дополнительный», договор. Вернее, частично скорректировали третью и четвёртую статьи основного; «Вопрос о спорных местностях на границе между Грузией и Азербайджаном и в Закатальском округе /что было одним и тем же – Ю.Ж./ передаётся на разрешение смешанной комиссии из представителей правительств Азербайджана и Грузии в равном количестве, под председательством представителя РСФСР».30

Но даже и такая уступчивость Москвы не изменила отношения к ней Тифлиса. В конце сентября его власти весьма своеобразно поступили с отступившими в Абхазию двумя тысячами казаков отряда врангелевского генерала Фостикова. Разоружили их, но тут же позволили погрузиться на присланный за ними из Крыма миноносец.31 Тогда же наладили перепродажу Врангелю нефти, которую получали по льготной цене из Советского Азербайджана, наконец, стали помогать имаму Гоцинскому, поднявшему 7 сентября мятеж в Дагестане, чтобы, как и в 1918 году, попытаться создать там имамат, откровенно теократическое государство в тесном союзе с Турцией. Всё происходившее не могло не заставить Москву рассматривать тифлисские власти сознательными пособниками контрреволюции, фактическими участниками Гражданской войны. Когда же 12 октября подписанием перемирия завершилась советско-польская война, а 17 ноября армия Врангеля бежала из Крыма, Наркоминдел счёл необходимым отказаться от примиренческой тактики отношений с меньшевистским правительством.

16 ноября Чичерин открыто предостерёг Грузию в связи с появившимися в западной прессе сообщениями о возможной скорой оккупации Батума вооружёнными силами Великобритании. «Очищение Батума от занимавших его английских войск, – указывал нарком, – составлявших угрозу для безопасности союзной с нами Азербайджанской Республики, было основным и непременным условием заключения мирного договора между Грузией и Россией. Нарушение этого условия и создание, тем самым, новой, ещё более серьёзной угрозы для безопасности РСФСР и АССР, поставило бы российское правительство перед необходимостью принять самые серьёзные меры для ограждения безопасности обеих советских республик.»32

Тем не менее, свои вызывающе конфронтационные действия Тифлис не прекратил. Тогда Чичерину пришлось признать необходимыми самые крайние меры. 20 января 1921 года он писал Ленину: «Нам достаточно ясны неудобные последствия, которые имела бы советизация Грузии и, в частности, её отрицательный эффект в области наших отношений с окраинными государствами /нарком имел в виду страны Прибалтики – Ю.Ж./ – в этом увидят подтверждение нашей якобы агрессивности. Но Грузия так зарвалась, что мы можем оказаться припёртыми к необходимости её советизировать».

Кратко перечислив всё допущенные меньшевистским правительством нарушения майского договора, Чичерин вновь возвратился к своему крайнему предложению. «Сделаем всё возможное для соглашения, – делился он своими планами. – Но Грузия так зарвалась, что надежды мало… Если она отвергнет наши договорные требования, останется только отозвать миссию /РСФСР в Тифлисе – Ю.Ж./. Тогда Советская Армения будет брошена на произвол судьбы. Антанта безнаказанно утвердится в Грузии. Мы не можем позволить так с собой играть и нарушать договор. Необходимо, во всяком случае, теперь же принять на всякий случай подготовительные военные меры. Но надо считаться и с возможностью того, что наша безопасность и престиж потребуют ликвидации этого нарыва».33

Чичерин рекомендовал Ленину лишь подготовиться на всякий случай к военному решению политической задачи. Тем временем правительство Грузии – и премьер Н. Жордания, и министр иностранных дел Е. Гегечкори – решительно не желали трезво оценивать происходившее, продолжали провоцировать Москву. 13 февраля пышно отпраздновали своё признание странами Антанты, чем могли подтвердить подозрения Чичерина в возможности скорого британского или франко-британского десанта в Батуме.

Вслед затем меньшевики запретили обусловленный договором транзит через свою территорию составов с продовольствием для Армении, охваченной страшным голодом.

Последнее и переполнило чашу терпения руководства Советской России. 14 февраля Политбюро одобрило текст телеграммы Ленина в адрес председателя Кавказского бюро ЦК Г.К. Орджоникидзе и Реввоенсовету Кавказского фронта:

«Цека склонно разрешить 11-й армии активную поддержку восстания в Грузии и занятие Тифлиса при соблюдении международных норм и при условии, что все члены РВС-11, после серьёзного рассмотрения всех данных, ручаются за успех. Мы предупреждаем, что мы сидим без хлеба из-за транспорта, и поэтому ни единого поезда и ни единого вагона не дадим. Мы вынуждены возить с Кавказа только хлеб и нефть. Требуем немедленного ответа по прямому проводу за подписью всех членов РВС-11, а равно Смилги, Гиттиса, Трифонова и Фрумкина. До нашего ответа на телеграммы всех этих лиц ничего решительно не предпринимать.34

Телеграмма предлагала использовать как повод для вмешательства в восстание, организованное Кавказским бюро ЦК, в занятой уже советскими войсками нейтральной зоне Лори. В силу же предполагавшегося наступления по двум направлениям – и с юга, и с севера – потребовала полного согласия на операцию всего руководства Кавказского фронта. И его командующего В.М. Гиттиса, и членов Реввоенсовета фронта И.Т. Смилги. В.А. Трифонова, а так же и члена Кавбюро, уполномоченного Наркомпрода по Северному Кавказу М.И. Фрумкина.