дебрях мира. Пока она жива, в мире есть еще что-то хорошее, ради чего стоит бороться вернее, чем ради самого себя.

«Она все еще жива, – угрюмо размышлял он, – но мы ее предали».

На изнанке век он видел изваяние Эйры. Богиня смотрела на него сверху вниз, держала в руках вино, меч и пылающий факел. Огонь тянулся вверх, лизал языками темноту. Четвертая рука, отрубленная, сочилась кровью.

– Почему ты отвернулась от нее? – потребовал ответа Рук.

Волки у ног Эйры навострили уши, показали зубы. Авеша тошнотворно зачавкала.

– Я отвернулась? – ответила богиня. – Или ты?

Она подняла факел, чтобы ему было лучше видно.

Свет отразился в золотых глазах.

Улыбка – зубастая красота.

Что-то с ней было не так. Не хватало рук. И одежды.

И меч был не меч – змея, лениво скользившая сквозь пальцы, чтобы обвить нагое тело.

– Ты никогда не задавала вопросов, – сказал он. – Ты не знаешь слов.

– Таких слов, как «слабость»? – спросила она и шагнула к нему так плавно, что движение равнялось неподвижности. – Таких, как «страх»?

– Я не из страха ушел, – покачал он головой. – Я не боялся дельты. И тебя.

– Нет?

Она задержалась перед ним, взяла за подбородок, подняла к себе его лицо – он и был вдвое ниже – и всмотрелась в него нечеловеческими глазами.

– Почему же тогда?

Он рвался из ее пальцев, но они держали, как стальные.

– Я решил быть другим.

И тогда она рассмеялась – как вода зажурчала по камням. Ему стало холодно. За все прожитые с ними годы он не слышал смеха.

– Ты не можешь быть другим. Змея есть змея. Паук есть паук. Ты тот, кем мы тебя вырастили.

Он коротким ударом отбросил ее руку.

– Я не какой-нибудь зверь из дельты.

Рук сказал это громче, чем ему хотелось, почти прокричал. Она не дрогнула. Она никогда не дрожала.

– Мы не учили тебя лгать.

– Я – жрец Эйры.

– Мы не учили тебя пресмыкаться у ног деревянных идолов.

– Я жрец…

– Мы не учили тебя прятаться за словами.

– Нет! – прорычал он. – Нет. Вы учили только убивать.

Он не уловил ее движения, но она вдруг оказалась сзади, обняла его, прижала к груди, как тогда, когда он был почти младенцем. Его окутало ее тепло. Он вдохнул запах пота, кожи, ила, солнца. Одной рукой она смахнула у него со лба черные пряди.

– Может, это было ошибкой. Может, надо было учить тебя тому, чему мы учим других.

Он вывернулся из ее рук и снова повернулся лицом.

– Чему же это?

– Умирать, – оскалилась она.

С этими словами она погрузила руку ему в грудь, нашла сердце, охватила его пальцами и легко, как женщина срывает с ветки лимон, вынула его из клетки ребер.

Он проснулся весь в поту, а решил сперва, что в крови.

Сел, дрожа, сбросил грубое покрывало, поднялся, босиком подошел к окну. Откинув парусину, выглянул в ночь. В темный предрассветный час мир замер, как затаившийся терпеливый хищник. Или мертвец.

* * *

Ванг Во, верховная жрица Арены, явилась во двор к утренним поединкам.

Рук не сразу заметил ее. Мышонок, казалось, уже целую вечность колошматил по его щиту бронзовым мечом. В этой схватке Руку полагалось отрабатывать уклонения, уходы, тактические отступления. А он вместо того наступал. Тяжесть ударов отгоняла, хотя бы на миг, ужас и сомнения. Он только тогда почувствовал, как вымотался, когда Коземорд прервал схватку. Тогда Рук согнулся, оперся на щит. В голове стоял звон. Переведя дыхание, он непослушным пальцами отстегнул пряжки ремня, сбросил с локтя мертвый груз, распрямился и встретил внимательный взгляд жрицы. Такими глазами болотный коршун рассматривает полевую мышь.

– Ну что? – спросила она. – Позаботилась о вас ваша богиня?

За месяцы плена Рук не раз видел ее у круга, но впервые с того утра на старом корабле жрица обратилась прямо к нему.

– Мы живы, – ответил он.

Задумчиво кивнув, Ванг Во перевела взгляд на Бьен. Та в нескольких шагах от них отрабатывала с Тупицей удары копьем.

– Я так и сказала Гао, когда он вас притащил: вы из тех, кто выживает. – Она еще немного посмотрела и повернулась к Талалу. – А ты что? Как тебе здесь против лагеря кеттрал?

– Меньше плавания, – пожал плечами солдат. – Больше грязи.

– А с мячом как? – спросила она, указав глазами на железный груз у его ноги.

– Примерно как и следовало ожидать.

Жрица склонила голову набок, взглянула искоса.

– Ты и вправду лич?

– Нет, – ответил Талал. – Теперь можно мне его снять?

– Нет, – покачала головой жрица.

– Давай дальше, – вмешалась Чудовище, разглядывая Ванг Во из-под спутанных, пропотевших косм. – Спроси-ка, как дела у меня.

– Как у тебя дела? – подняла бровь жрица.

– Я хочу сменить мастера, драть его.

Коземорд скроил обиженную мину. Ванг Во заметила и сочно расхохоталась.

– Ты не понимаешь, как тебе повезло.

– Не помню, чтобы ты сюда спускалась и давала себя исколошматить в кровавую кашу.

– Никто больше него не добыл Достойным жреческих одеяний, кроме только Монашки.

– Монашка, – возразил Коземорд, – работает с более… качественным составом.

Ванг Во грубовато похлопала его по спине:

– Верь в себя, Козик. Если кто и способен превратить в злобных убийц пару жрецов-любовников, так только ты. – Она обратилась к остальным: – Из его Достойных трое побывали в дельте и вернулись.

Тупица сбил на затылок свою набрякшую потом соломенную шляпу и напоказ пересчитал взглядом остальных.

– Нас тут шестеро.

– Половина – неплохой счет, – пожала плечами Ванг Во.

– Плохой, – понуро отозвался Мышонок.

– Ну, – подытожила жрица, – скоро увидим, плохой или нет. Вы участвуете в отборочных боях. Через неделю.

Несколько мгновений никто не открывал рта.

– Которая тройка? – спросил наконец Коземорд.

– Обе.

– Обе? – заморгал он. – Чтобы все Достойные одного мастера принимали участие в отборочных… такого еще не бывало!

– Решусь истолковать твои слова как недовольство, – пожала плечами Ванг Во. – Очень жаль. Через неделю у них свидание на Арене.

– Дерьмо свинячье, – буркнула Чудовище.

– Не теряй веры, – улыбнулась ей жрица.

– В ваших кровожадных богов? – покачала головой Бьен.

Ванг Во взглянула ей в глаза:

– В любых, какие помогут тебе пережить этот день.

Женщина отошла в северный конец двора, а все еще долго молчали. Наконец тишину нарушила Бьен.

– Что еще за отборочные?

– Ни хрена себе! – рявкнула Чудовище. – Хоть бы притворилась, что ты местная!

– Не все горожане наслаждаются кровопролитием.

– Можешь не наслаждаться, но уши-то у тебя есть.

– Да, я о таком слышала. Думала, они проводятся в святые дни.

– Обычно прямо перед ними, – кивнул Коземорд. – Количество Достойных меняется год от года. Отборочные бои сводят число бойцов к сорока восьми.