– Шестнадцать троек. То есть пятнадцать боев, по пять на каждый святой день. Также отбор должен обеспечить… высокий уровень священных поединков.

– То есть никому не интересно смотреть на засранцев, которые дохнут от первого удара, – пояснила Чудовище.

– Напротив, – возразил мастер. – Домбангцы рвутся на отборочные бои едва ли не больше, чем на священные. В отборочных не такие строгие правила – и они грязнее.

– То есть именно такие, какие по нраву Ванг Во, – поморщилась Бьен.

– Верховная жрица ценит искусство боя, – покачал головой мастер. – Она считает, что неумелые бойцы… порочат благость святых дней.

– Так с кем мы будем драться? – угрюмо осведомился Рук.

– А вот это, – ответил ему Коземорд, – станет известно только утром отборочного дня.

Рук покосился на Бьен и перевел взгляд на мастера.

– С Кочетом и Змеиной Костью?

– Наверняка нет. Смысл отборочных в том, чтобы испытать тройки более… сомнительной жизнеспособности.

– Мне, – вставил Тупица, – неприятны сомнения в моей… жизнеспособности.

– Но это же хорошо? – вмешалась Бьен. – Значит, с самыми опасными противниками нам сражаться не придется.

Коземорд нахмурился:

– По-видимому, годы служения Эйре создали у тебя превратное преставление о «хорошем» и «опасном». Заверяю вас, отборочные – не повод для самоуспокоения. Мужчины и женщины, с которыми вы встретитесь через неделю, будут убивать вас с таким же рвением, как их более подготовленные соратники, и бронза их будет не менее остра.

43

Вопреки страхам Крысы и предостережениям Киля, они не увидели на берегу ни единого чудовища.

Вытащив из воды последнюю бочку, Гвенна позволила себе рухнуть на песок. Они с Чо Лу – самые сильные пловцы – шесть раз мотались до «Зари» и обратно, переправляя сперва бочки с провиантом и пресной водой, а затем и два оставшихся в трюме кеттральих яйца; Джонон, покидая корабль, умудрился почти все забрать с собой. Они проводили груз через полосу прибоя и передавали остальным, чтобы те относили к россыпи камней подальше от воды. Дхар усомнился, стоит ли возиться с яйцами.

– Мы потерпели крушение на пустынном и опасном берегу, – заметил он с глубокой усталостью в провалившихся темных глазах. – Так ли необходимы нам эти яйца?

– Ради этих яиц, – ответила Гвенна, – мы сюда и шли.

– Если погибнем, таская их за собой, легче никому не будет.

– Они, каждое, с каравай хлеба. Думаю, управимся.

– Иногда жизнь от смерти, – Дхар поднял почти вплотную сведенные два пальца, – отделяет не больше того. Уж вы должны это понимать. Нас часто губит не то, чего недостает, а то, от чего мы не сумели отказаться.

Гвенна собиралась ответить резко, презрительно, но прикусила язык.

– Это моя работа, – спокойно сказала она. – Мой дави.

Он бросил на нее долгий взгляд и кивнул:

– Берем яйца.

В нескольких шагах от них замученно хмыкнул Чо Лу.

– Рад, что вы договорились, – сказал он. – Я не для того лазил на ту скалу, чтобы бросить клятых цыплят на чужом берегу.

К тому времени, когда все припасы были уложены выше линии прилива, Гвенна совсем обессилела. Каждая жилка в теле, каждый мускул, каждое волоконце натянулись на разрыв. Будто мало ей досталось под килем, так еще выдержать шторм…

Однако она выдержала. И посматривала на свое тело с каким-то тупым удивлением. Пережило и килевание, и эту «хамакшу». Когда и как к ней вернулась прежняя сила?.. Впрочем, эта сила казалась не прежней. Не совсем такой. Гвенна робко заглянула внутрь себя, страшась найти там панику, засевшую в уголке сознания и готовую рвануть, едва догорит фитиль. Мысли ее, как и все тело, были стерты в кровь, растерзаны. Стоило позволить себе воспоминание о Пурпурных банях или о бое на корабле Дхара, страх и стыд снова обжигали ее, стягивали в узел внутренности, и на миг голова шла кругом. Лежа на прибитом волнами песке, она будто проваливалась в пустоту. Срывалась в пропасть внутри себя. Как в последний миг падения вместе с диким кеттралом, когда она знала – знала, что сейчас умрет, только теперь она не боролась и не вопила в падении, а отдавалась страшной невесомости, позволяла страху сомкнуться над головой. Столько недель в карцере она от него бежала, пряталась, не хотела признавать, но мрачная правда состояла в том, что страх стал частью ее существа наравне с упрямством, цепкостью и силой. Бежать от страха было как бежать от себя, а она уже набегалась через край.

На Островах был такой наставник, Урод Даррен, он вел дополнительные занятия по взрывному делу.

– Секрет взрывчатки, – сказал он однажды, – тот же, что секрет жизни.

Его звали Уродом, потому что он когда-то, много лет назад, не рассчитал длины фитиля и подорвался на собственном заряде. Та ошибка оставила ему полуоплавленное лицо и такое тело, будто с него содрали кожу, а мясо вскипятили. Гвенна считала, что подобные оплошности не делают чести взрывнику, но с другой стороны, как любил повторять Даррен: «Пока не сорвешься, не узнаешь, где обрыв».

У него был большой запас таких поговорок. Гвенна в свои тогдашние восемь лет не могла понять, мудрость они или чушь собачья.

– Что же это за секрет? – говорил Даррен, поднимая скрученную морщинистую полоску кожи на месте брови и беря в руки черную железную трубочку усовершенствованной «звездочки».

Гвенна вместе с другими кадетами заерзала, сдвинулась поглубже на сиденье, как будто это спасло бы кого от случайного взрыва.

– Секрет в том… – Даррен легонько постучал себя «звездочкой» по лбу, – что мир хочет развалиться.

Сидевший перед ней Валин покосился на Гента.

– И что бы это значило? – шепнул он.

У взрывника от ушей одни клочья остались, однако он услышал.

– Это, Валин уй-Малкениан, значит, что любой открывающийся тебе порядок… Это здание… – Он указал на потолок каземата, затем на проем стены, за которым виднелась гавань: – Тот корабль… Точное сложение человеческой фигуры…

Он с чуть заметной улыбкой окинул взглядом самого себя.

– Все это ежечасно держит осаду. Дай срок, балки перекрытий сломаются, корабль затонет, ваши мускулы одрябнут, мозг отупеет, и все рано или поздно обратится в прах. Так устроен мир. Здания не складываются сами собой, бревна не собираются в корабль, старое тело не молодеет. Ты, глядя на крепостную стену, видишь силу, может быть даже несокрушимую, но, по правде сказать, стена хочет рухнуть. Не ваша взрывчатка… – он легонько помахал «звездочкой», – сносит крепость. Взрывчатка дает маленький толчок. Мир довершает дело. Вот почему взрывать и сносить всегда быстрее и вернее, чем собирать и строить. Уничтожая, мы плывем по течению мироустройства. Тому, что