Мужчины, сидящие за столом, переглянулись. Тихомир сказал:

— Юноша еще не представляет, как происходит инициация. Удивления в голосе с избытком. «Бычья голова», появившаяся без участия человека — знак покровителя, что помеченный этим тавром испытуемый несет в себе Силу Рода…

Никита постарался откинуть ненужные сейчас мысли в сторону. Ожидание тотема затянулось, а ведь сегодня нужно пройти полное слияние с Духом Рода и доказать, насколько прав оказался Тихомир. Сила Рода ему пригодится, как и поддержка всех, кто сейчас стоит на площадке за особняком и следит за обрядом.

Свечи даже не мигнули — они мгновенно погасли, словно накрытые колпаком. Колышущаяся масса, возникшая на периферии, стала неуклюже приближаться, баламутя воздух. Даже интересно стало, почему в аурном поле ощущаются токи воздуха! Такого не должно быть. Тотем навис над застывшим Никитой и неожиданно положил свои огромные тяжелые лапы на его плечи и тихо рыкнул. Неужели призывает к чему-то? Что нужно делать? Вставать? Петр Григорьевич даже словом не обмолвился, как себя вести в такой ситуации. Интуиция вещь хорошая, но и она дает сбои, причем, довольно часто.

И все-таки Никита встал, подчиняясь внутреннему зову. Встал, поднимая на плечах тяжелый груз. Тотем удовлетворенно (?) рыкнул и неожиданно для человека прижал его к себе. Да, это было довольно неприятно, ощутить себя задыхающимся в плотном покрывале шерсти. Но через пару ударов сердца стало легко и спокойно.

Мишка Печенег, положа руку на сердце, считал поступок Петра Григорьевича блажью и, в некоторой степени, предательством по отношению к своим внучкам. Зачем принимать в род неизвестного человека, даже по родовым понятиям, имеющего незримое клеймо бастарда? Ан нет, случилось невероятное. После разговора с Великим князем боярин стал каким-то задумчивым, частенько названивал кому-то по телефону, подолгу беседовал. Может, с Анитой и Настей советовался? Они, все-таки, боярышни взрослые, свое мнение имеют. Само собой, хозяин выслушает всех, а принимать решение будет самолично.

За несколько дней до приезда Никиты Назарова в Боровичи Анциферов собрал в своем доме представителей малых вассальных родов и очень осторожно стал расспрашивать их, как бы они отнеслись к новому хозяину, которого государь планирует посадить в уделе. Бояре знали, что рано или поздно здесь должен появиться старший сын Юрия Ивановича, и против Владимира ничего не имели. Воля Великого князя — она же не пустопорожняя болтовня. Сказал — все должны подчиняться. При чем здесь отношение к нему?

И только потом до них дошло, что хотел сказать Петр Григорьевич. Возмущались, недоумевали — и единственный вопрос витал в воздухе: как такое могло произойти, что кровь Анциферовых оказалась смешанной с кровью Назаровых. Старейшина рода Зозулиных так и сказал, что Назаровы имели свой интерес в освоении юго-восточных земель, а к новгородцам не лезли, и предки Петра Григорьевича никогда не контактировали с ними. Не хочет ли сказать уважаемый наместник, что кто-то из сыновей когда-то согрешил и через поколение выскочил бастард с кровью Анциферовых, да еще владеющий Звериным зовом.

Мишка испугался за своего хозяина. Побагровев от злости, Анциферов шагнул на середину комнаты, отчего стены содрогнулись от тяжелой ударной волны, пошедшей из-под ног старика, отчего кое-где известка посыпалась. Ноздри его раздулись в гневе, рот исказился, готовый выплеснуть порцию яда. Но сказался опыт общения с сильными мира сего, и боярин остановился на самом краешке, тем самым спасая свою репутацию и жизни своих подданных. Не хватало рассориться с верными вассалами. Они же не залетного молодца желали над собой, а Петра Григорьевича, понятного и своего!

Анциферов поискал взглядом застывшего на пороге Мишку и приказал принести официальное заключение Московской евгенической лаборатории, которое ему предусмотрительно оставили тверские опричники. Потом сунул бумагу сидящему с краю дворянину Полунину, на, дескать, читай, Фома неверующий.

— Не подлог ли, Петр Григорьевич? — спросили его после ознакомления убойного документа.

— Считаешь подлогом официальную бумагу? А печати проверить недосуг? Да и какой смысл в подлоге, господа? — хмыкнул успокоившийся Анциферов. — Я всего лишь представляю волю Великого князя в уделе, и собирался уйти на покой, когда здесь должен был появиться княжич Владимир. Никаких тайн, все по чести. И вот передо мной стоит трудный выбор: если я принимаю в свой род высевка, то со всей вероятностью мальчишка станет после моей смерти хозяином Боровичей. Да тихо вы! Расшумелись, как вороны на деревьях! Или же выгодно княжескую руку на загривке ощущать?

— Так-то оно верно, Петр Григорьевич, — пробасил Зозулин, оттягивая ворот рубашки. В гостиной зале было жарковато, да еще куча народу весь кислород выжгла. Тяжко старику. — Своя рука привычнее. Придет княжич Владимир, порядки отцовские строго исполнять будет. А ты уже знаешь, как хозяйскую руку остановить, чтобы не навредить людишкам. Но где уверенность, что Назаров не станет действовать подобно наследнику?

— Пока я здесь властвую — по-иному не бывать, — Анциферов как тяжелая глыба возвышался посреди зала и крутил головой, отмечая каждого, кто хоть на миг усомнился в его словах. — Научу Никиту хитростям правления. А от вас требуется понимание и спокойствие.

В общем, переломил дворянство Боровичей хозяин, и Мишка вздохнул спокойно. Не придется ночами сидеть и ожидать, когда взбунтовавшиеся Семьи пойдут выказывать свое «не желаем» и крушить усадьбу Анциферовых. Слишком мало воев у хозяина, большинство низкоранговые, не смогут долго продержаться против толпы и согласованных действий. Вассалы проявили благоразумие и стали ждать дальнейшего развития событий.

Печенег очнулся от своих дум, когда услышал оторопелый ропот охранников, стоявших по периметру площадки. Никита как сидел на деревянном щите, брошенном прямо на стылую землю, так и не шелохнулся. Но распрямляющаяся фигура зверя с лоснящейся шерстью и мощным загривком заставила екнуть сердце у Печенега. Этот медведь был настоящим лесным хозяином. Молодой, резкий, злой. Он поднял морду и внимательно оглядел попятившихся назад людей. В глазах мелькнула то ли насмешка, то ли торжество победителя. Стоя на задних лапах, он достигал высоты чуть ли не в два с половиной метра. Настоящий гигант.

Вверх взмыли обе лапы и перекрестили воздух. Низкий рев потряс окрестности. С крыши особняка заполошно взлетели голуби, где-то истошно завыли собаки, почуяв возмущение эфирных токов и надвигающуюся угрозу. А потом еще и притопнув ногой, словно красуясь, медведь двинулся к застывшему Петру Григорьевичу. Защелкали затворы автоматических карабинов, как будто огнестрельное оружие могло остановить магию. Вперед выступил Тихомир и торопливо создал силовой щит, готовясь прикрыть им Анциферова.

— Угомонились! — рявкнул старик. — Ничего он не сделает!

Фантом зверя стал клубиться тяжелыми космами, словно пытался улизнуть в берлогу, из которой его вызвали, потом снова собрался в плотный силуэт, рыкнул уже потише и, наконец, рассыпался мелкими завитками дыма.

— Пять минут, — выдохнул Петр Григорьевич, посмотрев на часы. — Неплохо в самом начале обучения. Встать!