– Дальше.

– Как правило, я стараюсь не связываться с лидерами держав. У них у всех проблемы. Но он соглашался отдать мне чертежи телевидения, только если я помогу ему выпутаться. Всё твердил: «Мистер Картер, наверняка вы можете сделать так, чтобы президент исчез». – Картер потер изувеченную руку и продолжил: – «Или я обращусь к Тёрстону, он-то сумеет». Очень настойчивый человек.

– Я не верю во всю эту бодягу.

– Замечательно. Все представление я думал, как сделать, чтобы человек, которого народ так любит и который при этом в такой опасности, исчез с лица Земли. И я нашел замечательный выход: столкнуть стороны между собой. Он у стольких спрашивал, «что бы вы сделали» по поводу своих проблем, что настроил против себя кабинет. Я понял: если он умрет, они не станут задавать вопросы.

– Они поручили мне задавать вопросы, – сказал Гриффин.

Синие глаза Картера блеснули сочувствием.

– Именно так, мистер Гриффин. Вы, безусловно, самый квалифицированный агент, которого они готовы были допустить к расследованию.

– Ой. – Слова застряли у Гриффина в горле.

– После представления я отправился в гостиницу. Мой план требовал, чтобы Гардинг во всем признался жене. Разумеется, Герцогиня всё знала – она не дура. По моей просьбе он внес в дневник некую запись – вы видели дневник? Не важно. После полуночи она позвонила полковнику Старлингу и – вам нравится полковник Старлинг?

– Не ваше дело.

– Опасный человек. Я его не понимаю, но вижу, что он опасен. Впрочем, речь не о том. Она холодно сказала Старлингу, что Уоррен перестал дышать, и пусть он пришлет доктора, когда сможет. Этими словами. «Когда сможет». Блеск, правда? Он сразу понял, что она отравила мужа. И знаете, как поступил? Послал за доктором через двадцать минут! А когда доктора пришли, она не подпустила их к телу. Сказала, что ее Уоррен мертв, она в горе, и захлопнула дверь.

– Картер, вы хотите меня уверить, что врачи не осмотрели тело? Врачебный кодекс…

– Когда они – робко – спросили дозволения осмотреть тело, она ответила, что уже договорилась о кремации, и хлопнула дверью у них перед носом! Они больше ни о чем не спрашивали. Разумеется, они решили, что она его отравила. Семейное дело – дело первой семьи государства. Лучше держаться в сторонке и не задавать вопросов. Я наблюдал из шкафа.

– Так вы говорите, что все – включая моего босса – желали смерти президента.

– Чтобы он не разоблачил скандалы.

– Так почему столько наших людей преследовали вас до самой Греции?

– Потому что я сбежал.

– А если вы не убивали президента, то зачем сбежали?

Блистательная улыбка – улыбка человека, получившего чек на крупную сумму.

– Для отвода глаз.

Гриффин промолчал. Он не знал, что сказать об этой дикой истории. Оркестр доиграл мелодию, все на лужайке от души захлопали.

– Так это добровольное признание или что?

– На следующее утро я отвез мистера Гардинга в мою квартиру. Здесь он должен был подождать, пока я закончу некоторые приготовления. Я знал место, куда он мог отправиться. Не поверите, но он искренне любил жену. От всей души. И уж совсем невероятно, как она любит его. Она согласилась отправиться в Мэрион и в Вашингтон и сжечь все дискредитирующие его бумаги. В памяти людей Герцогиня навсегда останется отравительницей, но она пошла на риск, чтобы присоединиться к нему позже.

Гриффин решил, что ослышался.

– Позже?

– Вскоре Герцогиня умрет. Она выберет день, когда газеты будут увлечены какой-нибудь сенсацией. Потом тихо присоединится к мужу, чтобы вместе прожить остаток дней. Это наименьшее, что я могу сделать для человека, подарившему мне интереснейшую иллюзию. Две иллюзии, если считать его смерть. – Картер вытащил конверт и похлопал им по губам. – Слыхали про запечатанные конверты, которые человек оставляет на случай своей смерти? Ну, разумеется. Когда я согласился сделать так, чтобы президент исчез, я составил такое письмо – просто для подстраховки. Некий человек, якобы торговец цветами, оказывает мне мелкие услуги, и конверт хранился у него. Если бы со мной что-нибудь случилось, письмо отправилось бы к Херсту. Или к кому-нибудь другому, если Херст не заинтересуется. Хотите взглянуть?

Гриффин мотнул головой. Нет, он не хотел смотреть. Картер встал и похлопал конвертом по столу.

– Так вот, я отдаю его вам. Старлинг сказал мне однажды, что вы изо всех сил старались защитить президента, мистера Маккинли, и не преуспели. Представляю, как это больно.

– Не представляете.

– Если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы мог кое-что вам рассказать. Но сегодня день моей свадьбы. Оставляю конверт вам. Может быть, вы воспользуетесь им, чтобы защитить президента. Выбор за вами.

Картер положил конверт рядом с композицией из белых роз со свечою посередине. Гриффин провожал его взглядом, пока Картер не подошел к жене.

Конверт был заклеен. Играла музыка, пары танцевали под фонарями. Гриффин разорвал конверт и вынул кусок пленки и снимок. Здесь, перед домом, который он узнал, на фоне озера Мерритт стоял Уоррен Гамалиэль Гардинг в одежде рабочего. Он держал газету, «Экзаминер» за пятницу третьего августа, с огромным заголовком о своей смерти. Выражение у него было такое, будто он только что спасся и не уверен, что заслужил спасение.

Гриффин поднял глаза. Картер танцевал с Фебой, оркестр играл, гости стояли в очереди за шампанским. Он не знал, что делать.

Олив поманила его рукой – не в первый раз за сегодняшний вечер. Она не сомневалась, что Гриффин отлично танцует, к тому же он обещал ей, что будет вести себя хорошо. Гриффин взглянул на фотографию. Кивнул Олив. Та закричала через толпу: «Отлично!»

Прежде чем встать из-за стола, Гриффин вложил фотографию и негативы в конверт и поднес его к свече. Эмульсия пленки вспыхнула занятными зеленовато-лиловыми искрами. Когда конверт полностью догорел, Джек Гриффин повесил пиджак на спинку стула, потому что праздничная ночь только-только началась.

Ровно в восемь Говард Тёрстон шепнул Картеру и Фебе, что им пора уезжать. Картеру затея не нравилась, и он проворчал:

– Я надеялся вести тихую, приличную жизнь.

Феба отвечала:

– Это то, что ты получил взамен – привыкай.

Под звуки фанфар молодоженов отвели на платформу, воздвигнутую на краю луга. Тёрстон и младшие члены сан-францисской ассамблеи фокусников сковали их вместе.

– Брак! – вскричал Тёрстон. – Единственные оковы, которые нельзя сбросить!

Молодых обмотали цепями, превратив их в подобие скобяной лавки, потом усадили в черно-красный лаковый кабинет, украшенный драконами и китайскими мудрецами, следом вкатили чугунное ядро и еще раз окрутили их цепью.