— У вас, кажется, еще две дочери? — спросила одна и, улыбнувшись, тут же пошутила: — У вас получаются отличные девочки.

Роуз тоже улыбнулась. Но ею овладевала боль и страдание от того, что она может не справиться с новорожденной, которая все плакала и плакала. «И как такое крошечное существо может производить так много шума? Стелла и Тара были более спокойными. Или это мне только кажется?» — размышляла Роуз. Она смотрела на других матерей, держащих свои молчаливые маленькие свертки, и тихо завидовала их везению.

Затем Роуз вспомнилась процессия родственников, которые приходили посмотреть на маленькую Холли. Как сговорившись, они повторяли друг за другом, какая она счастливая. Роуз и сейчас, вспоминая об этом, не могла не улыбнуться. Ах, если бы она сама в то время чувствовала себя такой счастливой! «Ничего, переберусь с ребеночком домой, и все наладится», — успокаивала она себя тогда. В роддоме ей ужасно не нравилось слушать хоровой плач, да и процедуры порой были слишком навязчивы. Ей не хватало комфорта родного дома, где помогают и стены. Но и стены родного дома не изменили ситуацию. Хью помогал ей как мог, а Анджела взяла на себя часть забот о Таре и Стелле. Так что Роуз могла заниматься с Холли почти все время. Но казалось, ничто не могло успокоить малышку. Роуз чувствовала, что ее охватывает отчаяние. Об этом она никому не рассказывала, поскольку не знала, как об этом рассказать. Оставалось лишь молчать и надеяться, что все образуется. «У какой матери не содрогалось бы сердце от плача ребенка?» — думала Роуз.

— Кстати, я до сих пор не знаю, почему тогда все держала в себе, — рассудительно-спокойно сказала Роуз. — Мне казалось, что Анджела догадывалась о чем-то. Она спрашивала, но я ничего не сказала ей тогда. Мне почему-то не хотелось, чтобы кто-либо знал о том, через что я прошла. Думаю, все это из-за гордости. Когда ее много, это ужасно.

— Но ты же сама говоришь, что испытывала послеродовую депрессию, — сказала Холли. — Ты не могла тогда принимать правильных решений и сейчас слишком строго судишь себя.

«Ах эта добрая и всепрощающая Холли», — подумала Роуз.

— Гордость пришла потом, с годами, а что было причиной молчания тогда, я и сама не знаю, — сказала Роуз. — Если бы я тогда смогла все рассказать тебе, ты, может быть, и смогла бы меня понять. Ты не представляешь, какую вину я испытывала от того, что в те первые девять месяцев твоей жизни не смогла быть хорошей матерью. Когда ты подросла, нам не удавалось нормально ладить друг с другом. Я постоянно чувствовала вину за то, как обходилась с тобой, когда ты была совсем маленькой. Мне постоянно казалось, что ты знаешь об этом и винишь меня.

— Вовсе нет, — покачала головой Холли. — Адель сказала, что ты хотела мальчика и даже выбрала для него… Поэтому я чувствовала себя… нежеланной. Может быть, смешно говорить об этом, но…

Теперь уже Роуз готова была расплакаться.

— Ох уж эта Адель! — воскликнула она. — Ты знаешь, у нас было много вариантов как для мальчика, так и для девочки. Если бы родился мальчик, мы бы назвали его Эмлином. Теперь многое изменилось, и это имя мне самой кажется странным. Холли, ты не должна даже и думать, что мы были не рады тебе. Тебя хотела не только я, но и все мои родственники. Без них я бы не справилась с послеродовой депрессией.

Подошла официантка и поставила на стол два стакана с минералкой и сандвичи. Роуз настолько растерялась из-за услышанного, что даже не поблагодарила девушку, но Холли восполнила этот пробел, после чего внимательно посмотрела на мать.

— Мама, — неожиданно твердо сказала она, — не надо огорчаться и оправдываться.

— Но я не могу поверить в то, что все эти годы ты жила с мыслью, что мы с Хью хотели на самом деле мальчика. Это просто ужасно.

Роуз сейчас чувствовала всю горечь напрасно потерянных лет. «Я, и только я, виновата», — думала она. Действительно, кто, как не она, взрослый человек, должна была распознать разлад и решить проблему, вместо того чтобы позволять гноиться открытой ране?

— Пожалуйста, прости меня. Скажи, что мы сможем начать все сначала! — воскликнула она.

— Конечно, сможем, — серьезно ответила Холли, словно они сейчас поменялись жизненными ролями. — Не могу поверить в то, что я когда-то думала так плохо. — В голосе Холли звучало искреннее сожаление. — Я должна была сама все понять, но, наверное, была слишком не уверена в себе, чтобы поверить собственным глазам. Может быть, потому я и искала, кого обвинить в том, что чувствую.

— И нашла меня, чтобы обвинить, — печально закончила Роуз.

— Да нет же! — воскликнула Холли. — Я больше кляла себя за стеснительность и неуверенность. Всегда проще сказать, что в этом виноват кто-то другой, а не ты сам. Словом, я, и только я, могла себя изменить.

— Но, как мать, я должна была тебе помочь. Я должна была понять, что ты чувствуешь.

— Ты мне и помогала, и помогаешь теперь, — искренне сказала Холли. Настолько искренне, что Роуз впервые за этот разговор почувствовала себя спокойнее. — Я люблю тебя, мама, и знаю, что ты любишь меня. Разве это не самое главное? Так что давай забудем обо всем остальном.

Слеза со щеки Роуз упала на сандвич, но она этого не заметила.

— Давай поедим, — извиняющимся тоном проговорила Холли. — До конца моего обеда осталось пятнадцать минут.

С этими словами Холли впилась зубами в сандвич, а Роуз, совершенно не чувствуя аппетита, лишь надкусила свой.

— Фредди сказала, что я также виновата в том, что Хью оступился, — неуверенно начала Роуз.

Удивленная, Холли даже перестала жевать.

— То, что Хью изменял мне, я знала многие годы. А он не догадывался, что я знала. Мне надо было открыто сказать, чтобы прекратить это. Знаешь, он действительно думал — раз я не знаю, то мне не больно. Для него измены были забавой, вносили в его жизнь разнообразие.

— Теперь он сожалеет, — сказала Холли. — Он просто уничтожен тем, что ты ушла от него, и искренне сожалеет. Он даже говорил, что дорого заплатил бы за то, чтобы обернуть время вспять.

— Ты хорошая дочь, — улыбнулась Роуз. — Заботишься о нем.

— Он нуждается в заботе, — скромно ответила Холли. — Я не хочу считать вас враждующими лагерями и выбирать между вами. Но отец нуждается во мне больше. — Поколебавшись, Холли задала свой главный вопрос: — Есть ли надежда, что ты вернешься к нему? — спросила она.

— Не знаю, — честно ответила Роуз. — Мне нужно вначале наладить отношения с тобой, а потом уже думать о Хью. Вначале надо решить главное.

Несмотря на все свое беспокойство об отце, Холли почувствовала гордость, узнав, что мать думает о ней, и притом не в последнюю очередь.

— Папа тебя любит, — поспешно проговорила она. Ей сейчас показалось особенно важным поддержать отца.

— Я знаю, — сказала Роуз. — Но вот не решила еще, как исправить ситуацию. Своим отъездом я взбаламутила всех. Страдаешь ты, это заметно… Да и я не решила проблемы своего брака.