– Прекрасно, – мигом отозвалась я. – Наша проверка начнется прямо сейчас.

Болдуин прищурился. Мэтью посмотрел на брата и сказал:

– Королева сдерживает короля.

– Не забегай вперед, братец. – Болдуин поднял Мэтью на ноги. – Наша игра еще далеко не закончена.

– Это оставили в кабинете отца Антуана, – сказал Фернандо. Была поздняя ночь, и даже самые стойкие гости давно уже спали. – Кто – неизвестно. Когда – тоже. Свидетелей не было.

Мэтью посмотрел на прозрачный контейнер с заспиртованным человеческим плодом. Это была девочка.

– Он еще безумнее, чем я думал, – пробормотал Болдуин.

Вид у брата Мэтью был бледным, и не только из-за случившегося в церкви.

Мэтью перечитал записку:

– «Поздравляю с рождением детей. Захотелось отправить тебе мою дочь, поскольку вскоре я завладею твоей. Твой сын».

– Кто-то сообщает Бенжамену о каждом твоем шаге, – сказал Болдуин.

– Весь вопрос: кто? Нельзя допустить, чтобы Ребекка или Диана оказались у него в руках, – заявил Фернандо, дотрагиваясь до плеча Мэтью.

Перспектива была настолько ужасающей, что Мэтью мог лишь кивнуть.

Вопреки заверениям Фернандо Мэтью знал: покой для него наступит не раньше, чем Бенжамен будет мертв.

После драматических событий, сопровождавших крещение, остальные зимние праздники прошли по-семейному тихо и спокойно. Гости разъехались, но осталась увеличившаяся семья Уилсон. Агате Уилсон захотелось побыть в Сет-Туре подольше, чтобы увидеть потрясающе веселую неразбериху. Крис и Мириам вернулись в Йельский университет, по-прежнему горя стремлением исследовать бешенство крови и искать лекарство от страшного недуга. Болдуин без промедлений отправился в Венецию, намереваясь в той или иной мере управлять реакцией Конгрегации на любые новости, просачивающиеся из Франции.

Мэтью целиком погрузился в приготовления к Рождеству, стремясь рассеять остатки тягостного настроения, еще остававшегося после крещения близнецов. Из леса, стоявшего по другую сторону рва, он притащил громадную ель, поставил в большом зале и украсил гирляндой белых огоньков, которые мерцали совсем как светлячки в траве.

В память о святочных украшениях Филиппа из серебристой и золотистой бумаги мы вырезали полумесяцы и звезды. Потом с помощью заклинания я соединила их. Другое заклинание подняло их в воздух и перенесло прямо на ветви елки. Там наши скромные украшения вспыхивали и мерцали, ловя отсветы очага.

В сочельник Мэтью отправился на мессу в Сен-Люсьен. Они с Джеком были единственными прихожанами-вампирами, чье присутствие отец Антуан воспринимал благосклонно. После крещения близнецов он по вполне понятным причинам хотел видеть на церковных скамьях как можно меньше существ нечеловеческой природы.

Когда Мэтью вернулся, отряхивая снег с сапог, наши сытые дети уже спали. Я сидела в большом зале у огня, приготовив бутылку его любимого вина и две рюмки. Маркус уверял меня, что рюмочка-другая вина ничуть не повредит малышам, если кормить их не раньше чем через пару часов после этого.

– Покой, совершенный покой, – сказал Мэтью, поднимая голову к монитору, показывавшему спящих малышей.

– Тихая ночь, дивная ночь, – улыбнулась я и потянулась, чтобы выключить монитор.

Подобно манжетам, измеряющим давление, и всевозможным пультам дистанционного управления, это оборудование не являлось обязательным в вампирском доме.

Пока я нажимала кнопки, Мэтью ухватил меня сзади. Недели разлуки и противостояние Болдуину притушили игривую сторону наших отношений.

– У тебя нос как сосулька, – засмеялась я, когда Мэтью провел им по моей теплой шее. – И руки не теплее.

– А зачем я, по-твоему, взял себе в жены теплокровную?

Его ледяные пальцы уже путешествовали у меня под свитером.

– Не проще было бы обзавестись грелкой? Налил туда горячей воды – и никаких хлопот? – поддразнила мужа я.

Пальцы Мэтью нашли искомое. Я выгнула спину.

– Возможно, – ответил Мэтью, награждая меня поцелуем. – Но грелка не доставит столько удовольствия.

Мы забыли про вино и про время… пока до полуночи остались даже не считаные минуты, а считаные удары сердца. Когда зазвонили колокола близлежащих церквей в Дурназаке и Шалю, отмечая очередную годовщину давнего события в далеком Вифлееме, Мэтью замер. Он вслушивался в звуки колоколов, где торжественность удивительным образом сочеталась с жизнерадостностью.

– О чем ты думаешь? – спросила я, когда колокола затихли.

– Вспоминаю празднование сатурналий в моем детстве. Христиан в деревне тогда было немного: мои родители да еще несколько семей. В последний день праздника – двадцать третьего декабря – Филипп обходил каждый дом, не делая различий между язычниками и христианами. Он спрашивал у детей, что́ бы они хотели получить на Новый год. – Улыбка Мэтью сделалась грустной. – А проснувшись на следующее утро, мы убеждались, что наши желания исполнились.

– Это очень похоже на твоего отца, – вздохнула я. – И что ты у него просил?

– Обычно побольше еды, – засмеялся Мэтью. – Я мог съесть сколько угодно, и все куда-то проваливалось. Как говорила моя мать, «не в коня корм». А однажды я попросил меч. Все мальчишки в деревне боготворили Хью и Болдуина. Нам всем хотелось быть похожими на них. Насколько помню, меч я получил, но деревянный. Я успел несколько раз им взмахнуть, и он сломался.

– А что ты хочешь сейчас? – шепотом спросила я, целуя его глаза, щеки и рот.

– Сейчас я больше всего хочу стариться вместе с тобой, – ответил Мэтью.

Наши приехали сами, избавив нас от необходимости снова укутывать Ребекку и Филиппа для получасовой дороги. Перемены в обычном распорядке подсказали малышам, что день сегодня особенный. Дети пожелали быть частью приготовлений к торжеству. Утихомирить их можно было только единственным способом – взять с собой на кухню. Там я наспех соорудила волшебную конструкцию из летающих фруктов, переключив детское внимание на нее. Я помогала Марте готовить угощение, которое в одинаковой мере должно было понравиться вампирам и теплокровным.

За Мэтью приходилось следить не меньше, чем за детьми. Он без конца прикладывался к ореховому десерту, который я приготовила, вспомнив рецепт Эм. Если угощение доживет до начала семейной трапезы, это будет настоящим рождественским чудом.

– Ну еще малюсенький кусочек, – канючил Мэтью, обнимая меня за талию.

– Ты уже слопал целых полфунта. Оставь Маркусу и Джеку.

Я не знала, бывает ли у вампиров «сахарный кайф», но проверять как-то не хотелось.

– Тебе по-прежнему нравится мой рождественский подарок? – спросила я.

Я ломала голову над подарком мужчине, который после рождения детей получил все, о чем мечтал. Но когда Мэтью признался в желании стариться вместе со мной, я сразу поняла, какой подарок сделаю ему.