Будучи рьяной сторонницей такого способа совокупления,считая его намного приятнее всех прочих, я во время обхода монастыря неотказывала никому из его обитателей, предпочитавших мой зад.

Наконец, мы добрались до уединенных келий, где жили монахипреклонного возраста.

— Не будем никого пропускать, никому не дадимпоблажки, — решительно сказала Клервиль. — Не стоит гнушаться ничьейспермой, раз уж мы попали сюда.

Однако многие, лежа в постелях вместе с молодымипослушниками, обратили в нашу сторону холодные равнодушные взгляды.

— Вам нечего предложить нам из того, что могло быоправдать неверность с нашей стороны, — отвечали они, крепче обнимая своихюных наперсников. — Даже если бы вы пригласили нас в храм, в котором мысовершаем нашу обычную службу, и тогда бы вот этот алтарь, что у нас под боком,уберег бы нас от искушения.

А кто-то по этому поводу процитировал из Марциала:

«Как ни крутись она и как ни изощряйся,

Не станет женщина ничем другим вовек».

Другие встретили нас приветливее, но каких же трудов стоилосделать достаточно твердыми их дряхлые доисторические инструменты! На какиетолько ухищрения и унижения мы не пускались! Какие обольстительно-мерзкие позымы не принимали! Мы становились то жестокими жрицами любви, то покорнымирабынями, и, в конце концов, в некоторых чреслах нам удалось пробудить давнопотухший инстинкт Природы, между тем как других мы не смогли вырвать излетаргического сна до тех пор, пока они не выпороли нас до крови и пока то жесамое мы не сделали с ними. Пятеро или шестеро опорожнили свои дряхлыесеменники нам в рот таким подлым образом, что мы даже не успели насладиться,другие потребовали от нас более изощренных и унизительных услуг, в которых мыне отказали никому. Одним словом, все они испытали оргазм, включая дьячка,церковного сторожа и церковных уборщиков, которые сношали нас особенно долго инудно и после этого не могли держаться на ногах. Осквернив себя не менеетрехсот раз самыми невероятными способами, мы распрощались с гостеприимнымихозяевами и ушли из монастыря бесконечно утомленные, разбитые страшной усталостью.Девять дней скромной умеренной жизни, горячие ванны и целебные мази и натираниясотворили чудо, и мы почувствовали себя так, будто в гостях у кармелитовзанимались только тем, что пили чай.

Хотя на моем теле и не осталось следов той безумной ночи,проведенной в монастыре, она еще сильнее разожгла мое воображение; душевноесостояние, в котором я находилась в ту пору, трудно передать словами — меняодолевало исступление похоти, и чтобы избавиться от него, вернее, чтобы ещебольше воспламениться, я решила отправиться на очередное собрание нашего клубаодна, без Клервиль: случаются в жизни моменты, когда, как бы ни была приятнакомпания близкого нам по духу человека, мы предпочитаем одиночество, возможно,надеясь, что будем чувствовать себя много свободнее и полнее утолим своижелания, так как в одиночестве человек меньше подвержен стыдливости илизастенчивости, от которых так трудно избавиться в присутствии постороннего;кроме того, ничто не может сравниться по глубине восприятия со злодейством, совершаемымв уединении. Я уже довольно давно не посещала ассамблей, потому что постояннокрутилась в вихре самых разных удовольствий и часто даже не могла выбрать самоеподходящее. Не успела я появиться в зале, как оказалась в кругу поклонников,осыпавших меня сотнями комплиментов, и скоро мне стало ясно, что несмотря намои кровожадные намерения, мне предстоит играть роль не палача, а скореежертвы. Первым мною овладел мужчина лет сорока, на чей пыл я ответила безособой охоты — с той минимальной готовностью, которую требовала элементарнаявежливость. Я оставалась вялой и безразличной до тех пор, пока не увиделачрезвычайно красивого молодого аббата, который как раз занимался содомией сдвумя девушками и сам принимал в задницу член своего приятеля. Он развлекалсяметрах в трех от меня; я отпустила в его сторону несколько непристойныхзамечаний и .увидела, что они его возбудили, после чего он больше вниманияобращал на меня, нежели на предметы своего удовольствия. Через некоторое времямы, не без труда избавившись от своих партнеров, оказались вместе.

— Ваша манера сношаться мне гораздо больше по душе, чему того противного субъекта, который совокуплялся со мной, — прямопризналась я. — Меня вообще поражает, как мужчина, считающий себя членомБратства, не стыдится баловаться с влагалищем.

— Я тоже удивляюсь этому, — согласился Шабер.

(Ибо это был Шабер, друзья мои, тот самый, кто нынче служитсамым лучшим украшением нашего маленького общества в сельском уединении и окотором вы еще не раз услышите, так как ему предстоит играть немалую роль вмоих приключениях.)

— И должен сказать тебе, — добавил обаятельныйаббат, — что вот этот член — видишь, какой он большой и красивый —предпочитает попку, а не куночку.

— Я в этом не сомневаюсь.

— В таком случае, — сказал он, взявши меня за рукуи кивнув своему партнеру, чтобы тот следовал за нами, — пойдем в будуар, ия покажу тебе, насколько близки наши вкусы.

Содомит, который с??ошал Шабера, имел орган не меньшихразмеров, чем у мула, да и самого аббата Природа не обделила, и я за несколькоминут опустошила все четыре яйца. После чего обещала Шаберу встретиться — ещераз и направилась в сераль, куда пришла в состоянии холодного бешенства. Пробывтри часа в мужском серале, где безропотные рабы, беспрерывно сменяясь, неистоволаскали мне задний проход, я пошла в женскую половину на поиски жертв. Подороге я вспомнила глубокие ямы, вырытые снаружи между стенами, на дне которыхчувствуешь себя словно в самом чреве земли, выбрала двух девочек — пяти и шестилет — и взяла их с собой. Я прекрасно провела время: там, под землей, можнобыло кричать и надрывать глотку, сколько душе угодно, и вас скорее бы услышалиобитатели противоположного полушария, нежели парижане; думаю, не стоитописывать все те зверства, что я совершила до того, как поднялась одна изглубокого колодца, куда незадолго до того спустились три существа.

Вскоре после этого события я обедала в доме Нуарсея, где мнепредставили еще одного гостя — графа де Бельмора, человека с необычной инезабываемой внешностью.

— Это наш новый президент, — сказалНуарсей. — На сегодняшней ассамблее граф намерен произнести вступительнуюречь, посвященную вопросам любви. Если я не ошибаюсь, она послужит защитеженского сердца от чувства, которое женщины слишком часто и необдуманно питаютк мужчинам. Позвольте мне, друг мой, — обратился он к Бельмору, —представить вам нашу знаменитую Жюльетту. Кстати, возможно, вы уже встречалисьв клубе.

— Нет, — покачал головой граф. — Я не думаю,что встречался с мадам прежде.

— Тогда вы успеете хорошенько познакомиться с ней ещедо того, как мы отобедаем. У нее самый прекрасный в мире зад и самая чернаядуша, словом, это нашего поля ягода, дорогой граф. И она с удовольствиемпослушает нынче вашу мудрую речь. Может быть, вы желаете уединиться прямосейчас? Дело в том, что я жду Клервиль, а вы ведь знаете, что она долго возитсясо своим туалетом и постоянно запаздывает. Она обещала быть к четырем часам,сейчас только три, и я могу проводить вас в свой будуар, там к вашим услугамбудет мой лакей.