и медведя в его исполнении, и какого-нибудь бегемота. Кстати, хочу, чтобы ты знал, я планирую вернуться в город.

Марций озадачился внезапной сменой темы разговора.

– Кстати? И что ты там забыл?

– Не что, а кого, – заметил ему Войкан. – Мне нужно в Миртовый дом.

Рейес надеялся, что его вдохновлённый романтикой друг уже бросил эту сомнительную затею.

– Войкан, у тебя есть руки, и темнота тебе подруга. Тебя никто не осудит, мы тут все не святые.

– Не смешно, – обиделся лучник. – Моя Ласточка осталась там, а я обещал её не бросать.

– Мы много кому что обещали, друг, только вот всем нам хорошенько врезали по яйцам.

– Я уже разработал план.

– Он разработал план, – передразнил Марций. – Ну что ж? С удовольствием его послушаю.

– Пойду один, – начал описывать последовательность запланированного всё ещё обиженный Войкан, – дойду до ближайшей деревни, там продам какому– нибудь попрошайке пряжки с сапог – они из серебра, и возьму у него одежду, чтобы не светить воинскими щитами. Оттуда вернусь в Паденброг, будто нищий или паломник

– Согласен, паломник в Миртовом доме вообще не вызовет никаких подозрений.

– А вот и не шутка. Именно что не вызовет. Ласточка говорила, что их сословие постоянно в их спальнях обретается. Сводник вообще перестал внимание на них обращать. Несут деньги и несут. Кто по назначению туда ходит, а кто платит монетой, чтобы агитировать птичек перейти в новую веру. Бросить свою профессию, покаяться и уйти в монастырь, мол, де церковь даже на этот случай расписала очередную буллу, разрешающую в таком случае освобождать девушек от их обязанностей, но только если они постригутся в монашки и предоставят соответствующий документ. А там я отправлюсь к Ласточке и или уведу её оттуда в такой вот «монастырь», или просто выкраду. Знаешь, я уже не питаю иллюзий насчёт того, чтобы официально её выкупить, как собирался, с подписанием соглашения об оплате, печатями на пергаменте, дарственной о свободе. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что раз в Ласской башне появилось множество чужаков, рано или поздно мой тайник обнаружат и разорят. Золота там всё равно не хватало на выкуп, но это уже неважно. А раз основной мой план провалился, буду действовать иначе.

– Ну хорошо, – Марций был вынужден согласиться с доводами друга. – Допустим, ты её уведёшь, но её в любом обжитом месте вычислят по клейму и потребуют или документы о выкупе, или свиток из монастыря, куда она собралась. Сам знаешь, это закон. А раз ты её просто-напросто украдёшь, документов у вас никаких не будет, зато будет её клеймо проститутки.

– Марций!

– Извини, – схватил себя за язык эвдонец. – Ляпнул. Виноват. Но всё равно она отмечена. Её вычислят в два счёта и продадут в ближайший дом терпимости, а тебя упрячут в тюрьму.

– Я об этом подумал, – Войкан вытянул ноги по земле, потянулся и облокотился на локоть. Рядом хрюкнул Дым. – Да, от клейма будет избавиться сложнее, чтобы не вызвать подозрений, но я всё придумал.

– Ну?

– Само собой в силу нашей внешности мы не сможем выдать себя за беглых эвдонцев, ищущих убежище вдали от тирании Пелегра, и не сможем выдать её клеймо за метки эвдонского Миртового дома, поэтому от него придётся избавляться радикальными методами. Она обварит свою руку в масле.

– О!

– Да, это будет больно, согласен, поэтому страдать она одна не будет. Я тоже это сделаю. Эти ожоги мы выдадим за раны, которые мы получили при пожаре в нашей деревне близ Креста или Перевёртышей – я ещё не решил, но пока не суть важно. Впрочем, я не думаю, что в какой-нибудь деревне у Овет-Кеба кто-то будет докапываться до пары крестьян, желающих поселиться в тиши. А как всё утрясётся, я построю дом.

– А ты умеешь?

– Нет, но научусь.

– Ну, а ей-то понравится такая жизнь? Покинуть Паденброг и укрыться в тьмутаракани, постоянно оглядываясь? Вы же всё равно будете в бегах, и кто даст гарантию, что однажды в те земли не заглянет какой-нибудь торговец, который был в числе клиентов твоей Ласточки, пока она, ну… э… работала?

Войкан приуныл. Он об этом не подумал.

– Знаешь, вообще-то вероятность такого исхода крайне мала, – ответил он, немного поразмыслив. – Ты сам-то помнишь в лицо тех, с кем когда-то кувыркался?

Теперь настал черёд Марция подумать.

– Ладно, тут ты прав, – признал он проигрыш. – Но вопрос всё равно остаётся открытым – захочет ли она променять жизнь в столице на домик, одиноко стоящий среди равнин у Овет-Кеба?

– Надеюсь, что да, – вздохнул Войкан. – Иначе я не знаю, что делать. Если только податься в Кантамбрию, на юг. Там и теплее, фруктов больше и… Кстати да, к Птицам там относятся терпимее. Я слышал, их там не преследуют и сразу выставляют за порог, если те несут ребёнка. Пожалуй, да, Кантамбрия лучший вариант, если сравнивать её, как ты совершенно верно заметил, с равнинами на севере.

Глаза Войкана загорелись идеей. Он действительно воспринял подсказку Марция как провидение свыше.

– И когда? – осведомился Рейес.

– М-м?

– Когда собрался покинуть нашу скромную лесную обитель и отправиться спасать свою половину?

– Была бы моя воля – хоть сейчас, – признался Войкан.

– Тогда почему ты ещё тут?

– Честно? – выражение обычно спокойного лица Войкана вдруг изменилось, будто на него легла неясная, смутная тень.

– Это предпочтительно, – отшутился Рейес. Однако Войкану, как видно, было вовсе не до шуток.

– Как думаешь, я себе всё это не напридумывал? – спросил он, уставившись на друга так, будто тот знал ответ. – Она меня вообще любит? Ждёт? Она же мне даже имени своего так и не сказала.

И это был главный вопрос.

– Я не знаю, – Марций не стал давать другу, возможно, обманчивую надежду на сказку.

Они замолчали, глядя на играющее в ямке тревожное пламя.

– А ты там точно больше ничего не видел? – первым нарушил ночную тишину Войкан.

– Где?

– В Яме, где ж ещё? Место-то веками обрастало легендами, мол, и чудища там водятся, и глаза во тьме видать, и вообще, а ты вот так взял и разрушил всё, просто упав в воду. Несолидно как-то.

– Видно, легенды так и рушатся, – Марций побултыхал палкой затухающее пламя. – Без фанфар и торжеств. Буднично.

– Но там так же страшно, как говорили?

– А ты чего интересуешься? Хочешь сам спуститься?

– Нет.

– Смотри, я человек бывалый – помогу, если тебе приспичит.

– Нет, просто стало любопытно. Интересно стало, куда всё-таки течёт та река? И откуда?

Марций не испытывал особого желания об этом думать.

– Кто ж её знает? Но она холодная, что аж жуть – факт. Пробултыхался в ней с минуту, а продрог до костей, будто меня зимой голым выгнали на мороз.

– Может, горная река? Исток берёт где-нибудь за Перламутровой горой. Там холодно. Особенно севернее – говорят, там полно озёр во льдах.

– Может быть.

– Ты бы поосторожнее.

– Что? – не понял Рейес.

Войкан кивнул на забинтованную руку.

– Ещё сегодня утром ремень от штанов не мог застегнуть – пальцы болели, не гнулись, а сейчас гляди, как за палку ухватился. Ты повязку-то когда в последний раз менял? Так я и думал. Калхас тебя прибьёт.

– Прибьёт, – признал вину Марций, прокляв свою забывчивость.

– Сейчас принесу Гезовы мазилки и перевязку. Вы, конечно, островитяне, народ живучий, но зачем заносить в ожоги инфекцию, получать гангрену, правда?

Войкан встал и шагнул в темноту.

Марций посмотрел на повязку. Рука не болела. Совсем. Странное чувство кольнуло в живот.

Повязки. Антисептические травы. Ожог и язвы.

Окружающее пространство с глубоким потусторонним гулом вдруг сжалось для него до крошечного островка, где его пострадавшая рука была подсвечена пламенем костра.

Пальцы сами вцепились в узелки на запястье, начали быстро развязывать завязки, ускоряясь с каждой секундой, рвали нитки, путались в развёрнутых полосках пропитанных настойками полосок ткани, стягивали остатки, как чулок!

Избавиться. Избавиться скорее!

На землю комком упали сорванные лохмотья перевязок.

Марций замер, уставившись на руку. Он смотрел на ровную белую кожу с россыпью веснушек, которые