Они могли услышать пассажи наподобие «этот презренный шах, этот еврейский шпион, эта американская змея, чья голова должна быть разбита камнем» или «шах говорит, что он дает людям свободу. Послушай меня, ты, надутая жаба! Кто ты такой, чтобы даровать свободу? Свободу дарует только Аллах. Свободу дает закон, свободу дает конституция. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что даруешь свободу? Что дает тебе право вообще даровать что бы то ни было? Кем ты себя воображаешь?»[967].

Распространение кассет Хомейни было, разумеется, замечено всевидящим оком САВАК, шахской секретной полиции[968]. Руководители организации испрашивали разрешения шаха на разгром центров их дистрибуции. Однако на этот запрос последовал отказ из-за давления президента Картера, требовавшего избежать нарушения прав человека, а также слабости и нерешительности, которые испытывал шах в связи с лечением от рака. Лубрани и Мерхав ничего не знали о шахской болезни, которая являлась строго охраняемым секретом.

Аудиенции удостоился только Лубрани[969]. Шах тепло приветствовал его, но посол быстро понял, что разговор ни к чему не приведет. Лубрани покинул величественный, покрытый золотом кабинет в грустном настроении. «Шах оторван от реальности и пребывает в своем почти иллюзорном мире, – рассказывал посол Мерхаву. – Он окружен льстецами, которые не сообщают ему правду о ситуации в стране». Встречи Мерхава с руководителями иранских спецслужб привели его к таким же заключениям.

Вскоре после поездки на Киш оба чиновника послали предупреждение израильским структурам, отвечающим за вопросы безопасности: власть шаха разваливается. Сильная коалиция, сложившаяся из светской и клерикальной оппозиций шаху, наряду с невиданной коррупцией власти и непониманием монархом событий, происходящих в реальном мире, вели к скорому падению династии Пехлеви.

Однако к предупреждениям Лубрани и Мерхава не прислушались. В Министерстве иностранных дел, «Моссаде» – и в ЦРУ тоже – чиновники были убеждены, что Мерхав и Лубрани ошибаются, что власть шаха прочна и что Иран навсегда останется союзником Соединенных Штатов и Израиля[970].

Это была грубая ошибка. Из своего последнего убежища в Париже Хомейни отдал приказ на массовые протесты, в которых участвовали сначала тысячи, потом десятки, а затем и сотни тысяч человек в городах по всему Ирану.

16 января шах, больной и обессиленный, решил, что без американской поддержки ему лучше собраться и уехать. Он взял с собой коробочку с несколькими горстями иранской земли и вместе со своей женой и немногими помощниками улетел в Египет.

На следующий день гражданский премьер-министр, которого шах назначил управлять страной, Шапур Бахтияр, обратился к новому резиденту «Моссада» в Тегеране Элиэзеру Цафриру с прямой просьбой: не мог бы «Моссад» убить Хомейни в парижском пригороде, в котором он сейчас живет?[971] Директор разведки, Ицхак Хофи, созвал совещание высшего руководства «Моссада» в его штаб-квартире на бульваре царя Саула в Тель-Авиве.

Выгоды для Израиля были очевидными: САВАК будет глубоко обязан Израилю за эту услугу. Более того, вполне возможно, что атака на Хомейни могла бы поменять ход истории и не дать аятолле, который ясно выражал свое отношение к Израилю и евреям, захватить власть в Иране. Участники совещания обсуждали несколько моментов: был ли план оперативно выполнимым? Действительно ли аятолла представляет такую большую угрозу? Если да, то готов ли Израиль взять на себя риски, связанные с ликвидацией этого духовного лидера, и сделать это на французской земле?

Представитель начальника «Кесарии» Майка Харари сказал, что с оперативной точки зрения это не слишком сложная операция, но, как и со всеми операциями, которые должны быть осуществлены в столь сжатые сроки, все может пойти не по плану.

Один из начальников отделов, работавший в Иране, сказал: «Позвольте Хомейни вернуться в Иран. Там он долго не протянет. Армия и САВАК разберутся с ним и протестующими на улицах городов. Он представляет собой прошлое Ирана, а не его будущее».

Директор «Моссада» Хофи ясно обозначил свою позицию: «отказать в предложении по принципиальным соображениям», потому что был противником убийства политических лидеров.

Иосси Альфер, старший аналитик, занимавшийся Ираном, сказал на совещании: «У нас нет достаточной информации о взглядах Хомейни или имеющихся у него возможностях их реализовать, поэтому я не могу точно оценить, будет ли оправдан риск»[972]. Хофи согласился с точкой зрения Альфера и приказал Цафриру дать Бахтияру отрицательный ответ.

Этот эпизод является еще одной иллюстрацией того, как государство Израиль – часто даже будучи готовым использовать «целевые» убийства как инструмент – проявляет большие колебания, когда речь заходит об убийстве политических лидеров, даже если никто не назначал их на этот пост официально[973].

Оглядываясь назад, Альфер скажет, что «уже через два месяца после того совещания я понял, что собой представляет Хомейни», и очень сожалел о принятом в отношении аятоллы решении. Если бы «Моссад» ликвидировал Хомейни, то, как считал Альфер, ход истории изменился бы в лучшую сторону.

1 февраля Хомейни приземлился в международном аэропорту «Мехрабад» в Тегеране, приветствуемый такими радостными толпами, которых Иран еще никогда не видел. Только силой своего голоса он разрушил шахскую монархию. Мечта стала явью[974]. Практически без применения силы Хомейни и его сторонники захватили контроль над Ираном, огромной страной с богатыми минеральными ресурсами, с шестой в мире армией и самым большим военным арсеналом в Азии.

«Ислам умирал или был мертв в течение 1400 лет, – сказал Хомейни в своей первой речи в качестве верховного лидера. – Мы возродились благодаря крови нашей молодежи… очень скоро мы освободим Иерусалим и будем молиться там». Что касается правительства Шапура Бахтияра, которого шах назначил премьер-министром перед самым отъездом, то Хомейни отринул его одним острым заявлением: «Я переломаю им зубы».

США, «Большой Сатана», как Хомейни громогласно называл эту страну, и Израиль, «Малый Сатана», восприняли возвышение аятоллы всего лишь как проходной эпизод. В конце концов, американские и британские спецслужбы один раз уже восстанавливали шаха на престоле, после того как в 1953 году его сбросили оттуда леворадикалы. Однако приход Хомейни к власти явился результатом долговременной крепнущей народной поддержки и защиты этого движения верными помощниками аятоллы, которые моментально идентифицировали и расправлялись со всеми попытками контрреволюции[975].