Для «Моссада» было понятно, что главным приоритетом является Имад Мугние. Однако информации об этом объекте было очень мало – только выцветшая фотография, и не было никаких идей о том, где его найти. При этом в «Моссаде» понимали, что координация между Ираном и «Хезболлой» осуществляется в посольстве Мохташамипура в Дамаске, а не в Бейруте.

В конце 1983 года директор «Моссада» Наум Адмони представил премьер-министру Ицхаку Шамиру на подпись «красный» лист. Приложенное досье содержало скорбный перечень атак боевиков-смертников и других террористических акций, включая нападение на американское посольство и казармы американских морских пехотинцев в Бейруте.

В «красном» листе значилось имя Али Акбара Мохташамипура, иранского эмиссара в Сирии, официально – дипломата. Такие предложения поступали Шамиру нечасто, поэтому он подписал приказ после долгих колебаний и обсуждений. Как правило, Израиль воздерживался от акций, направленных против высокопоставленных чиновников суверенных государств, независимо от того, как бы ни были эти государства враждебны по отношению к Тель-Авиву. Но для того чтобы остановить «Хезболлу», нужно было что-то делать. Кто-то – и кто-то очень важный – должен был умереть.

Шамир подписал «красный» приказ.

Первая проблема состояла в том, чтобы добраться до Мохташамипура. Он постоянно находился либо в Тегеране, либо в Дамаске – столицах враждебных государств, где подразделение «Кидон» операции не проводило и где «Кесария» тоже не должна была осуществлять «целевые» ликвидации, разве что за исключением совершенно особых случаев. Обе столицы считались чрезвычайно сложными в оперативном отношении точками, наполненными подозрительной полицией и сотрудниками спецслужб. К тому же посла всегда сопровождали вооруженный телохранитель и водитель. Все предложения, в которых присутствовала необходимость подобраться вплотную к Мохташамипуру или проникнуть в посещаемые им места – использовать стрелковое оружие, бомбы или яды, отвергались из-за опасений, что оперативники-исполнители могли быть схвачены.

Оставался один вариант – начиненная взрывчаткой посылка, направленная по почте. Но когда было внесено это предложение, против него сразу возникли возражения. У израильской разведки имелся обширный опыт использования такого метода ликвидации. Дважды он сработал – убийство начальника египетской разведки в Газе и его коллеги военного атташе Египта в Аммане в 1956 году. Однако во всех других случаях – с немецкими учеными в Египте, нацистским военным преступником в Дамаске и функционерами ООП по всему миру – почтовые отправления либо вовремя обнаруживались, либо взрывались в чужих руках, либо наносили жертвам увечья, но не убивали их.

«Я говорил им, что это было глупой и даже немного инфантильной затеей, – рассказывал один из ветеранов “Кесарии”. – Убеждал, что они выбрали оперативный метод, который не гарантировал нейтрализации объекта»[1003]. Однако оппозиции заткнули рот. Взрыв почтового отправления был единственным вариантом, который не подвергал агента ненужному риску.

14 февраля 1984 года в иранское посольство в Дамаске была доставлена большая посылка, якобы отправленная хорошо известным издательским домом в Лондоне, принадлежавшим иранцам. Дежурный посольства обратил внимание на то, что на ней имелась надпись «ЛИЧНО. ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ГОСПОДИНУ ПОСЛУ», и отправил ее в офис Мохташамипура, расположенный на втором этаже. Секретарь посла развернула посылку и увидела картонную коробку с великолепным изданием на английском о священных для шиитов местах Ирана и Ирака. Она мельком осмотрела переплет и отнесла книгу в кабинет посла.

Мохташамипур раскрыл издание, и тут раздался взрыв[1004]. Послу оторвало ухо, одну руку и почти все пальцы на другой руке. Поражающие элементы выбили ему один глаз. «Если бы я раскрыл книгу вот так, – рассказывал Мохташамипур позже в интервью иранскому телевидению, подняв израненную руку на уровень шеи и лица, – моя голова слетела бы с плеч. Но я положил книгу на стол и раскрыл ее вот так (здесь он держал лицо и тело на расстоянии от фолианта), и взрыв проделал дыру в стене, там оказалась моя рука. Если бы я держал книгу у головы, она была бы оторвана от шеи. Все мое тело иссечено шрапнелью, которой была начинена бомба».

Еще одно «почтовое» взрывное устройство сработало неудачно. «Целью операции с “негативным результатом” является ликвидация объекта, – сказал один ветеран “Кесарии”, который возражал против этой операции. – Такого понятия, как “наполовину мертвый”, не существует. Если цель осталась в живых, значит, мы потерпели неудачу».

Более того, Мохташамипур становился теперь в определенных кругах символом приверженности делу революции. «Я сожалею о злодеянии, которое совершил с вами мировой империализм, – писал ему его друг аятолла Хомейни. – Надеюсь, что ваше здоровье вскоре вернется к вам»[1005].

Что еще прискорбнее, превращение посла в инвалида не оказало никакого эффекта на операции «Хезболлы», а его ликвидация вряд ли принесла бы больший результат. Покушение на Мохташамипура состоялось слишком поздно: оборванная армия нищих шиитов, которую он начал собирать десятилетие назад, за это время выросла в огромную организацию. «Хезболла» не являлась больше сборищем боевиков, подчиняющихся одному человеку, – теперь это было оформленное движение[1006], которое развилось, приняв в свои ряды тысячи молодых шиитов, а также наиболее влиятельных исламских духовных лиц в стране.

Сейчас Израилю противостоял мощный противник, который был иранским законным народным социальным движением.

Духовные руководители «Хезболлы», большинство из которых жили и действовали в деревнях в южных районах Ливана, знали, как соединять религиозный фанатизм мессианского толка с новым ливанским патриотизмом, основанным на консолидации шиитов и ненависти к тем, кого представляли как сионистских оккупантов.

Самым видным из этих религиозных лидеров в период формирования движения был шейх Рагеб Харб, имам Джебчита, города в Южном Ливане. Обладающий блестящим умом и горящим взором, он получил религиозное образование в священном городе Наджаф в Ираке, где Хомейни провел значительную часть своей ссылки. После возращения в Ливан Харб стал отвечать за пропагандистскую и религиозную работу на юге страны.

Харб был религиозным деятелем, а не воином, однако известия о нем стали поступать к Меиру Дагану, который настаивал на том, что «Харб является важной клерикальной фигурой на юге Ливана и постоянно призывает к атакам на Израиль и израильтян».

Даган потребовал санкции на ликвидацию Харба. Хотя последний сам никогда не участвовал в террористических акциях против Израиля, он постоянно подстрекал к ним. В те годы Израиль, измученный борьбой с «Хезболлой» и чувствовавший себя обессиленным, приветствовал любую инициативу. Даган направил для выполнения операции двух ливанских агентов[1007], которых он задействовал прежде в акциях «Фронта освобождения Ливана от иностранцев», созданной им же подставной организации. Поздно вечером в пятницу 16 февраля, через два дня после покушения на Мохташамипура в иранском посольстве, Харб возвращался домой в Джебчит. Ливанские агенты поджидали его на повороте дороги, и когда Харб притормозил на нем, обстреляли его машину длинными очередями из автоматов, добиваясь гарантированного уничтожения молодого лидера.