Шрифт:
Интервал:
Закладка:
21 марта Бисмарку пришлось пережить первый шок. Фридрих III отказался продлевать на два года действие закона против социалистов и подписывать законопроект, предусматривавший, чтобы выборы в рейхстаг проводились не через три года, а через пять лет. Бисмарк, как обычно, пригрозил отставкой: «Самым серьезным образом подвергается угрозе жизнеспособность правительства». Канцлер вызвал экипаж и поехал в Шарлоттенбург, где его приняла императрица. Он объяснил: император не может наложить вето на законопроект, утвержденный рейхстагом. У кайзера нет таких прав28. Императрица отправилась в спальню и вернулась с подписями на обоих документах. Бисмарк, отличавшийся женоненавистничеством на грани паранойи, винил в возникшем затруднении императрицу и ее трех фрейлин – Анну фон Гельмгольц, баронессу фон Штокмар и Генриетту Шрадер. Канцлер посчитал, что именно они попытались вбить клин в отношения между императором и его кабинетом. В долгой карьере Бисмарка, перемежавшейся вспышками гневности и мстительности, это был второй случай умопомрачения после не менее безумного обвинения стенографисток рейхстага в заговоре против него.
Если Бисмарку козни уже мерещились и в стане «нечестивых» женщин, то для Вальдерзе главными злодеями были евреи. Он всегда смотрел в корень вещей и обвинял в недомыслии не придворных женщин, а самого Фридриха III. Настоящими злоумышленниками генерал считал либералов, то есть евреев, которые в рейхстаге и голосовали против обоих реакционных законов:
...
«Эти оппозиционеры, выступившие против законов, являются и «врагами государства». Можно представить, в каком направлении повел бы нас император, если бы был во здравии… Еврейские круги чрезвычайно активны, стремятся использовать сложившуюся ситуацию к своей выгоде. Даже либерально настроенные люди понимают, что прогрессисты, к которым принадлежат еврейские круги, действуют немыслимо глупо. Кронпринц с легкостью расправится с ними»29.
Вальдерзе был уверен: «мировое еврейство» вступило в сговор, с тем чтобы изничтожить кронпринца Вильгельма. В прессе на все лады муссировался тот факт, что кронпринц и принцесса стали горячими приверженцами духовного братства придворного проповедника Штёккера:
...
«Вся злопыхательская пресса принялась чернить кронпринца… Особенно усердствуют иностранные газеты, прежде всего еврейские издания «Ди нойе фрайе прессе» и «Петер Ллойд». Всякий раз они склоняют имя Штёккера, конечно же, Путткамера, иногда упоминают и меня. В последнее время нападок на меня вроде бы стало меньше»30.
4 апреля 1888 года Мольтке отказался исполнить просьбу кайзера отправить Вальдерзе командовать армейским корпусом куда-нибудь подальше от Берлина (император, видимо, хотел избавить своего сына от дурного влияния генерала). Мольтке говорил Вальдерзе:
...
«Я чувствую, что теряю власть. В любом случае мне долго не продержаться. Глупо было бы отсылать вас, когда не пройдет и года, как вы вернетесь и займете пост начальника генерального штаба»31.
15 июня 1888 года в Берлине умер германский император и король Пруссии Фридрих III. Отец Филиппа Эйленбурга писал сыну 17 июня 1888 года об обстановке во дворце после кончины кайзера:
...
«Императрица вне себя от горя. Кессель слышал, как она не просто рыдала, а заходилась криком. Она говорила ему как-то: «Что со мной будет, если я в моем возрасте останусь без дома?..» Кессель сказал, что при всем горе он чувствует облегчение, освободившись от противоестественной, искусственной английской привязки, и теперь он может думать и говорить свободно и откровенно. Завтра в десять похороны, и к двенадцати все будет кончено. Множество венков прислали полки, но еще больше поступило от евреев. Вся комната была заполнена блейхрёдерами, швабахами, хейманами и пр.»32.
За три месяца корона германской империи прошла через руки представителей трех поколений: Вильгельм I родился в 1797 году, Фридрих III – в 1831-м и Вильгельм II – в 1859-м. Фридрих III пробыл императором недолго. Его неожиданная болезнь и смерть служили и служат поводом для дискуссий на тему «а если бы». Вступи он на трон крепким и здоровым, могла ли история Германии сложиться иначе? На этот вопрос ответа нет и не может быть. Со всей определенностью можно сказать лишь об одном: с ним во власть не пришел никто из его современников, представителей поколения середины столетия. На троне его сменил хамоватый, далекий от либерализма, боязливый и неуверенный в себе двадцатидевятилетний молодой человек, а «потерянное поколение» середины XIX века так и осталось за бортом основных событий.
Эстафета поколений тем не менее имела другой долговременный эффект, отмеченный Кристофером Кларком в биографии императора Вильгельма II. Длительное владычество реакционного деда, стремившегося держать в абсолютном повиновении не только страну, но и всю семью, ослабляло влияние родителей на сына-принца и в то же время приближало к нему внука, на что и рассчитывали Бисмарки. В октябре 1886 года тогда двадцатисемилетний принц рассказал о семейных отношениях Герберту фон Бисмарку, а тот передал суть разговора отцу. Кларк пишет:
...
«Принц… говорил, что беспрецедентное сосуществование трех взрослых поколений в одном монаршем семействе ставило отца в трудное положение. Во всех других случаях – и в правящих, и в обычных семьях – отец всегда властвует, и сын финансово от него зависим. Однако принц (Вильгельм) не чувствовал себя зависимым от отца, не получая от него ни пенни, поскольку все давал глава семьи – дед… Это, конечно, доставляло большие неприятности ее высочеству (кронпринцессе)»33.
Кларк считает, что альянс старости и юности имел и внутриполитические, и внешнеполитические последствия. Прусское королевство, «срединное государство», всегда было вынуждено ориентироваться либо на западные державы – Францию и Великобританию, либо на Россию. Вильгельм I симпатизировал России, был связан с Романовыми не только семейными узами, но и врожденными реакционными инстинктами. Фридрих III и Виктория тяготели к Англии, либерализму и к презренным евреям, олицетворявшим открытое общество и коммерциализм, ненавистный кайзеру и большинству людей в его окружении. Бисмарк, не принадлежавший ни к одному из лагерей, потворствовал инстинктам престарелого императора, чтобы доставлять ему удовольствие, но никогда не привязывал свою внешнюю политику и германский рейх к России, скорее наоборот. На разных этапах он рассматривал вариант сближения с Англией, но не встретил большого энтузиазма со стороны Дизраэли и его тори, тем более со стороны либералов и их лидера Уильяма Юарта Гладстона, воплощавшего все то, что Бисмарк не переваривал в либерализме, хотя сам Гладстон был правоверным прихожанином англиканской церкви, а не евреем. Теперь канцлеру предстояло иметь дело с упрямым молодым человеком, который с самого начала настроился на то, чтобы править страной самостоятельно, а не превращаться в агента великого Бисмарка. Принц разделял многие его взгляды, но был слишком своеволен, отличался к тому же склонностью к внешней броскости и двойственным отношением к новому индустриальному обществу, присущим молодым представителям прусского правящего класса, и не мог стать авторитетом для постаревшего джентльмена из Фридрихсру.
