В тот же день Альберт Майбах, министр труда, и Геррфурт, министр внутренних дел, предписали местным властям прекратить переговоры с представителями рабочих. Их предписание, как мы увидим позже, вступало в противоречие с намерениями кайзера.

24 января 1890 года Бисмарк спешно приехал в Берлин на заседание коронного совета: кайзер, не предупредив канцлера, назначил его на шесть часов вечера. Ни Бисмарк, ни его сын не имели ни малейшего представления о причинах созыва совета. Когда 23 января Герберт попросил аудиенцию, кайзер принял его и объяснил: совет созывается, потому что он намерен ознакомить министров со своими идеями разрешения трудового конфликта, и «если ваш отец желает участвовать в нем, то я буду этому только рад»56. Герберт отправил отцу телеграмму, вызывая его срочно в Берлин. Бисмарку пришлось подниматься очень рано, чего делать он не любил, и уже одно это обстоятельство привело его в сильнейшее раздражение. Он выехал ранним поездом и прибыл в Берлин в 1.50 пополудни. В три часа канцлер встречался со своим кабинетом, в 17.30 говорил наедине с кайзером, а в 18.00 кайзер открыл совещание. Гольштейн во вторник 23 января грипповал в постели, когда к нему заявился Герберт в состоянии крайнего возбуждения. Гольштейн высказал ему свое мнение, а потом еще и отправил карандашную записку, датированную 24 января, днем рокового заседания коронного совета. Он настоятельно рекомендовал не давить на кайзера. Предупреждение не подействовало. В тот вечер на имперском совете впервые пахнуло дымом большого пожара57.

Спустя несколько дней Гольштейн в подробностях описал совещание Фили Эйленбургу. Кайзер открыл заседание заявлением о том, что антисоциалистический закон, безусловно, можно принять без параграфов об изгнании, добавив: «Прискорбно, если бы мне пришлось отметить начало своего правления кровью… Я не могу позволить и не позволю втянуть себя в такое неблаговидное дело». Бисмарк тогда провозгласил:

...

Люциус записал в дневнике: «Мы ушли с ощущением того, что разногласия так и остались неразрешенными, а между сюзереном и канцлером произошел непоправимый разрыв. Его величество заставил себя проявить дружественное расположение к канцлеру, но в душе он кипел. В любом случае он продемонстрировал немалое самообладание»59. На следующий день, как и ожидалось, антисоциалистический закон был отвергнут в рейхстаге большинством голосов – 169 к 99, и срок его действия истекал 30 сентября 1890 года; новый закон мог быть принят лишь на следующем рейхстаге после февральских выборов.

Бисмарка теперь серьезно обеспокоило свое положение, и он обратился за содействием к своим «врагам». 18 февраля 1890 года канцлер решил нанести визит Вальдерзе, которого не оказалось дома, и ему пришлось оставить визитную карточку. Вальдерзе безмерно удивился, записав в дневнике: «Канцлер захотел увидеть меня! Я не поверил своим ушам, когда узнал об этом. Годами он никого не посещал и теперь желает лицезреть и меня, и фельдмаршала (Мольтке. – Дж. С .). Он действительно слабеет»60. В это же время Бисмарк запросил аудиенцию у императрицы и получил отказ. Если он желает нанести визит, то это должен быть неформальный визит и, соответственно, с княгиней. Бисмарку пришлось согласиться. Виктория удивилась еще больше, чем Вальдерзе, написав матери на следующий день, 19 февраля:

...

Баронесса Штокмар, в тот день исполнявшая обязанности фрейлины, сообщила «соседу» (кодовое имя Людвига Бамбергера) некоторые дополнительные сведения о разговоре. По всей видимости, императрица спрашивала, например, Бисмарка: не он ли составлял «февральские декреты» и редактировал их, чтобы они были менее «неприемлемыми»? Фрау фон Штокмар рассказала также:

...

Тем временем в Германии состоялись выборы, и результаты оказались для национал-либералов столь же плачевными, как они и ожидали. Возможно, Бисмарк и надеялся на такой исход, рассчитывая на то, что тогда он станет незаменимым. Поэтому он, может быть, и отказывался убрать из закона против социалистов положение об изгнании. Активность избирателей упала до 71 процента и была ниже, чем на кризисных выборах 1887 года. Партии «картеля» потерпели сокрушительное поражение – потеряли 85 депутатских мест. Популярность социалистов, напротив, выросла: за них отдали свои голоса 19,7 процента избирателей (1,4 миллиона человек), и впервые их партия стала самой сильной по критерию поддержки электоратом63. Конституционное большинство в парламенте теперь составляли «враги» рейха: 106 депутатов партии Центра, 35 социалистов и 66 прогрессистов; они в общей сложности получили 207 из 397 депутатских мест и могли заблокировать и антисоциалистический закон, и реакционные военные законопроекты.

2 марта 1890 года Бисмарк потряс прусское государственное министерство новым дерзким замыслом. Он решил внести в рейхстаг проект другого антисоциалистического закона, гораздо более жесткого, чем тот, который был отвергнут пять недель назад рейхстагом, подпавшим под влияние «картеля». Социал-демократов надо лишить права участвовать в выборах и избираться в парламент и в случае необходимости высылать. После отказа принять такой закон последуют роспуск парламента и новые конфликтные выборы – сценарий явно напоминал события 1862 года, приведшие его к власти. Понятно, что и на этих выборах могут победить радикалы и социалисты, пока Бисмарк не отменил всеобщее избирательное право. Поскольку германская империя держалась на альянсе государей, а не государств, Бисмарк, судя по протоколу, заявил: «Князья… могут решить, если посчитают нужным, выйти из союзного договора. Это даст им возможность игнорировать рейхстаг, если результаты выборов будут по-прежнему неудовлетворительными»64. И здесь Бисмарк оставался верен себе. Важнее всего сохранить господство. Он скорее погубит рейхстаг, чем лишится власти.