Осложнилось международное положение КНР. Министерство иностранных дел перестало существовать. Было совершено множество нападений на иностранные посольства и дипломатов. Советский Союз однозначно превратился во врага № 1 – громогласно скандировался лозунг: «Чтобы уничтожить американский империализм, надо уничтожить советский ревизионизм». В районе острова Даманский на Уссури, на среднеазиатской границе в 1969 г. велись кровопролитные боевые действия. Что творилось в те дни у советского посольства в Пекине – жутко вспомнить. Страшнее всего были искаженные ненавистью лица. Когда из Пекина эвакуировались семьи работников советского посольства, продираться сквозь беснующиеся толпы им помогали дипломаты многих стран, и немалому их числу тоже досталось от хунвэйбинов. На пути отбывающих был установлен огромный портрет Мао, и им пришлось пригибаться под ним – отдавать поклон «великому кормчему». Наши люди по природе своей меньше подвержены массовому психозу (а к тому времени, чего греха таить, в глубине души стали несколько аполитичными) – но и у нас в Москве длинные колонны протестующих граждан шествовали по Мосфильмовской к посольству КНР, на подходе к нему гневно-иронично оживлялись и из толпы то и дело вылетали банки с горчицей и чернилами (доставалось только жилым корпусам – до главного здания было далековато). И у нас облик врага принял типично китайское обличье – изрядно карикатурное, как на плакатах с надписью «Позор Мао!» под монголоидной рожицей.

Были, однако, и положительные подвижки «мирового масштаба» для восторжествовавшего китайского руководства. Американцы, конечно же, заметили, что в Поднебесной хоть и хают их империализм теми же словами, что и прежде – но уже не так громко, берегут глотки для северного соседа, и под шумок уже можно о чем-то договариваться. А еще маоизм стал явлением поистине планетарного размаха – в разных странах стали создаваться коммунистические партии маоистского толка, в джунглях разных континентов появились партизаны с красными цитатниками, на стенах конспиративных квартир городских «герильясов» рядом с бородатым Эрнесто Че заулыбался круглолицый Председатель Мао в красноармейской кепке.

В новом руководстве обозначились три составные его части. Много ответственных постов заняли военные – они возглавляли 80 % провинциальных ревкомов. Им же принадлежало более половины мест в ЦК КПК. Сильны были и позиции вождей и выдвиженцев Культурной революции во главе с Цзян Цин. Третья группа, уцелевшие кадровые работники – те, кто действительно знал толк в управлении страной, ориентировались на Чжоу Эньлая. Премьер Госсовета не попал, подобно виднейшим прагматикам, под удар культурной революции, но он и не был близок к ее заправилам – сумел, по своему обыкновению, остаться центристом.

Революция революцией, а жить надо – поэтому надо работать. В восстановленных на провинциальном уровне парткомах выдвиженцы занимали к 1971 г. только 6 % мест, старым кадровым партийцам принадлежало 34 %, военным – 60 %.

Вот последние-то больше всего и начинали тревожить Мао, особенно министр обороны Линь Бяо. Давний соратник замахивался уже на принадлежавший прежде Лю Шаоци пост Председателя КНР, и заполучить его намеревался именно при поддержке военной верхушки. Жена Линь Бяо – Е Цюнь, сама член политбюро, в кулуарах очередного партийного пленума вела оживленные доверительные беседы с высшими руководителями, склоняя их на сторону мужа. На этом же пленуме выяснилось, что министр обороны придерживается своей, отличной от взглядов Мао Цзэдуна точки зрения на международную политику. Мао объявил соратникам о начале сближения с США, Линь Бяо был против западного курса. К тому времени в Поднебесной успел уже побывать госсекретарь США Генри Киссинджер – шла подготовка сенсационного визита президента Никсона в Пекин.

Закулисье китайской высшей политики всегда было сокрыто завесой тайны – в коммунистические времена поплотнее, пожалуй, чем при императорах. Так что достоверно лишь то, что 13 сентября 1971 г. над территорией Монголии, где размещалась тогда советская группа войск, потерпел аварию реактивный самолет «Трайдент». Среди обломков было обнаружено несколько тел, в том числе, с большой долей вероятности, Линь Бяо и его жены. По просьбе китайского посольства останки были захоронены близ места аварии. Предстоящие традиционные торжества на площади Тяньаньмынь по поводу очередной годовщины образования КНР были без всяких объяснений отменены. Официально была озвучена версия, что Линь Бяо готовил покушение на Председателя Мао и военный переворот, а когда понял, что разоблачен – пытался вместе с другими заговорщиками бежать в СССР, но самолет потерпел аварию. Близкие к Линь Бяо высшие армейские чины подверглись репрессиям, позиции военных в партийном руководстве ослабли.

Слухи ходили разные. Что маршал успел устроить три покушения на жизнь Мао, но все попытки были неудачны. Что убили его вместе с супругой еще накануне аварии на даче Мао в пригороде Пекина, на горе Нефритовой башни, где был устроен дружеский ужин. А потом погрузили тела в самолет, который стараниями спецслужб потерпел катастрофу. Известно, что Мао Цзэдуна упорно настраивала против министра обороны Цзян Цин, внушая мужу, что подготовленный военный переворот вот-вот состоится. А Председатель, несмотря на свои 78, очень ревниво относился к собственной власти. Если все было так, можно понять и Цзянь Цин: судьба бывших первых леди безрадостна везде, Поднебесная не исключение, а тут еще перед глазами шустро интригующая Е Цюнь.

После ослабления военных в ЦК усилилось противоборство выдвиженцев Культурной революции и новой группы умеренных прагматиков. Чжоу Эньлаю удалось настоять на возвращении в политическую жизнь Дэн Сяопина и некоторых его единомышленников. Была проведена довольно широкая реабилитация старых кадров, занимавших прежде посты на разных уровнях.

Из недавних хунвэйбиновских вождей, помимо Цзян Цин, все большим влиянием пользовался бывший шанхайский рабочий и комсомольский вожак Ван Хунвэнь, успешно проведший зимой 1967 г. операцию по «захвату власти». Поговаривали даже, что Мао Цзэдун прочит его в свои преемники. В политбюро образовалась «группа четырех» (в скором времени – «банда четырех»), состоящая из Цзян Цин, Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо (еще одного члена «Группы по проведению Культурной революции») и Яо Вэньюаня (известного партийного публициста, автора той самой статьи «О новой редакции исторической драмы «Разжалование Хай Жуя»», которая послужила выстрелом, давшим старт Культурной революции). Другим влиятельнейшим выдвиженцем Культурной революции был земляк Мао, удостоившийся его благосклонного внимания еще в годы «большого скачка», Хуа Гофэн. Теперь он занимал уже пост министра общественной безопасности, а в подтверждение того, что Председатель не ошибся, разглядев в нем незаурядные способности, предпочел дистанцироваться от группы Цзян Цин.

При активной поддержке Мао эти «левые» провели широкую кампанию «критики Линь Бяо и Конфуция». Линь Бяо олицетворял неверность вождю, Конфуций со всем своим учением, два с половиной тысячелетия шлифовавшим китайский характер, – застарелые догмы, гирями висящие на ногах народа, а по сути огонь критики был направлен против Чжоу Эньлая и других прагматиков.

Но выдающемуся политическому деятелю, практику проходившего в тяжелейших условиях социалистического строительства, «китайскому Косыгину» Чжоу Эньлаю жить оставалось совсем недолго. В одном из своих последних выступлений он успел выдвинуть программу «четырех модернизаций» – усовершенствования и ускоренного развития промышленности, сельского хозяйства, науки и армии. Программу, не лишенную элементов скачкообразности, но в то же время достаточно обоснованную и способную сплотить в тогдашних обстоятельствах все конструктивные силы китайского общества.