придвинулся к столу и посмотрел на Катю поближе. – Красивая. Ваш вид симпатичнее других, это уж точно. Жалко, что вас так мало осталось. Сколько там? Меньше сотни? Пятидесяти?

– Понятия не имею. Но на Земле нас миллиарды. – Почитатель улыбнулся.

– Даже так, – протянул Тутси, прищурился и улыбнулся Кате, а она побледнела. – Только не говори так на слушании. Иначе по статье за расизм прилетит – они не твой вид, Почитатель, что бы ты там ни удумал. А твою просьбу я выполню. Надоело смотреть, как в Почитатели одни добряки идут, пора бы и за гада вступиться.

Вильгельм, пропустив последнюю фразу мимо ушей, резко повернулся к Тутси и выдохнул:

– Тогда окажи мне еще одну услугу, раз тебя так радует мое бедственное положение.

– Какую же? – Тутси улыбнулся и облизнул губы.

– Мои браслеты пропали. Не буду вдаваться в подробности, как именно. Восстанови их, буду предельно благодарен. Создай в двух экземплярах. Заплачу еще сверху. Я знаю, что у тебя есть те, кто могут выполнить и эту просьбу. У меня есть еще два космолета, стоят в гараже. Если надо, отдам и их.

– Чем же я обязан щедрости Почитателя? – хмыкнул Тутси, косясь на руки Кати. – Терять уже нечего?

– Называй меня сумасшедшим, но я хотя бы справедливый. Помню тех, кто помогал мне. Я тебе заплачу.

Тутси хитро улыбнулся, но кивнул. Склизкая рука вытащила из потайного кармана серебристую бумажку, отдала Эльгендорфу на подпись. Когда Тутси убрал договор и включил свет, а Вильгельм забрал у него конверт с печатью, все закончилось.

Эльгендорф потащил Катю к космолету. Всю дорогу Вильгельм шикал, шипел, чтобы женщина молчала, но когда они добрались до пустой стоянки и сели в космолет, наконец воскликнула:

– Что это было?

Вильгельм включил космолет, положил руки на руль, но быстро отпустил, упал на спинку кресла и дождался, пока двигатель разработается, и ответил-таки ожидавшей его ответа Кате.

– Это наше спасение, Катенька. Этот уродец может помочь нам выиграть.

– А просто так выиграть не получится? – спросила Катя и поправила рукава накидки.

Вильгельм хмыкнул, но ничего, пока космолет не поднялся в небо, не ответил.

– Ты назвал его как-то странно, – снова подала голос Катя, в этот раз разглядывая мир за окном космолета с заинтересованностью. – Как его зовут?

– Тутси, – Вильгельм усмехнулся. – Но это не его имя. Это аббревиатура. У него длинное имя.

– А кто же назвал его так?

– В тюрьме когда-то. А когда он оттуда вышел, некогда было уже называться длинным именем. Те, кто бывал в тюрьме единожды, навсегда в ней остаются, даже на свободе. Он привык, что его по первым буквам называют. Кто я такой, чтобы не уважать его?

Катя вновь замолчала. Ей говорили, кто такой Вильгельм, но она до сих пор не могла осознать это. Кате все еще хотелось закрыть глаза, вздохнуть, выдохнуть длинную молитву, которую она знала лучше собственного имени, обратить священные слова к Богу, и открыть глаза, оказаться в Петербурге, рядом с родителями. Но каждый раз Катя открывала глаза в мире ее мужа – там, где ей, судя по всему, нет места. И выпустить слезы, обжигавшие глаза, не получалось. Она пуста – даже воспоминаний не осталось, только холодная блуждающая внутри запертая настоящая Катя, которой не найти выхода.

В это время в доме Вильгельма Норрис истерил вот уже пару часов. Он ходил по комнате взад-вперед и причитал, то хватаясь за голову, то оборачиваясь на каждый шорох. К еде, которую привезли к двери, он не притронулся, даже не выпил воды, хотя знал, что и ему нужно набраться сил.

– Ну где же, где же…

– Гулять поехал, может, в клуб, или опять нажрался где-то и лежит на дороге. – Пожала плечами Лилиан, которая валялась на диване и перечитывала новости за последние годы.

– Не говори так о нем! – воскликнул Норрис. Вильгельм украл у него порошки, которыми должен был лечиться, употреблять в очень малых дозах. Однако украл столько, что лечиться мог несколько месяцев. А ведь Норрис оставил их на видном месте, хоть и знал, что прежде Вильгельм был зависим от обезболивающих. Знал, а оставил. Норрис снова вздохнул. – Он просто уехал по делам, наверное. Он же Почитатель, может ездить спокойно.

– Пока может. – Лилиан нажала на следующий год, и новости вылетели ей длинным письмом. – А потом отберут у него Планету, и ездить не сможет.

– Альбион не делал ему выговоров. – Норрис скрестил руки перед грудью, но не сдержался и почесал болячку на запястье – когда-то давно ему связывали руки, а рана еще не зажила. – Он просто осудил его тогда, но ничего от Альбиона нам потом не приходило. Штаб писал, Академия, но не Альбион.

– А ты думаешь, что Альбион будет тратить время на письма? – усмехнулась Лилиан и улыбнулась. – Преступникам не высылают предупреждений о том, что их собираются посадить в тюрьму. Кажется, в этом смысл задержаний.

– Вильгельм не преступник! – воскликнул Норрис, уронил руки и, не выдержав, прислонился к стене. Спина горела, словно он снова переживал лихорадку в одиночестве на острове. В этот раз он был не один, но от осознания не становилось легче.

– Скажи это на слушании. – Лилиан вернулась к прочтению новостей. – Он не выиграет и Катю эту не спасет. Наиграется напоследок со своей игрушкой, а потом отправит ее на опыты. Делов-то. – Она заправила прядь длинных волос за острые уши. Россыпь желтых пятнышек на лице Лилиан переливалась в белом свете.

– Что ты вообще тут торчишь? Разве ты не собиралась возвращаться в Альбион? Мы можем дать космолет, и ты… – не успел договорить Норрис, как с улицы послышался рев космолета. Машина шмякнулась и, стоило паре тонких ног ступить на ровную дорогу, космолет вновь взмыл и улетел.

Норрис подбежал к двери, распахнул ее и увидел только взъерошенную и бледную Катю.

– Что случилось? Где Вильгельм? –испуганно запричитал Норрис, а Катя только буркнула:

– По делам ушел. – И шмыгнула носом.

– Присядьте. Я принесу вам воды, – сказал Норрис и, усадив женщину на диван, убежал на кухню.

Катя закуталась в плед, лежавший рядом. Ей казалось, словно кровь остыла. Внутри снова ничего, только колющее чувство холода.

– Что же такого Вильгельм натворил? –протянула Лилиан, сидевшая на соседнем диване. Она отложила новости и внимательно смотрела на женщину.

Катя замотала головой, и когда почувствовала, что дрожит под взглядом странной незнакомки, накрылась пледом с головой. Вильгельм запретил ей говорить с Лилиан, а он слишком часто говорил страшные вещи, чтобы его не слушать.

Норрис вернулся быстро. Он успел накапать Кате в воду успокоительное и,