сказал, Академия его уничтожит. Академия не заинтересована в сохранении брака, брак обычно уничтожают, и, Катенька, не без причин. Но Вильгельм мог бы пойти на лечение сам, если бы не Герних – его влияние на Вильгельма было колоссальным. И хотя бы в этом ты, Норрис, не сможешь меня оспорить. Тебе ведь это явно не нравилось. – Лилиан выразительно взглянула на Херца, а тот, обреченно вздохнул. – Ульман был для Вильгельма центром всего живого, его путеводной звездой, идеалом. Он делал абсолютно все, что Ментор говорил. В последний год перед выступлением перед Советом Эльгендорф даже жил у него, позабыв обо всех, кого знал до возвышения. Судьи сомневались в честности проекта Вильгельма. Ульман свирепел. Он хотел возвысить Вильгельма до запретной точки. Он как-то проговорился, что считает правильным, когда слова Почитателя значат больше слов Президента. Генрих стал правой рукой Вильгельма и первым советчиком.

– Вильгельм просто хотел быть Почитателем, – прошептал Норрис и пнул бутылку, которую на пол бросила Лилиан, к окну.

– Но это не мешало ему быть помешанным на желании власти, – проговорила Лилиан. – Вильгельм решил клонировать себя. Он хотел заселить Планету своими подобиями и наделить их еще и вторым телом – духовным, объяснение которому так и не смог дать. Но Ульман долго не рассказывал об этой части их плана на собраниях, будто выжидал удобного момента. А Вильгельму же говорил, что все слушатели были в восторге от идеи. Ульман ни на секунду не давал ему поводов для сомнений в гениальности. Перед самим выступлением он увез Эльгендорфа куда-то, отгородив от Мира снова, а когда Вильгельм вернулся, многие его даже не узнали.

Лилиан хотела уже рассказать о причине этой неузнаваемости, но Норрис вздохнул и обхватил себя руками. Зеленокожая, будто бы пожалев Херца, а, может, посчитав, что эта часть истории не так важна, не стала продолжать, а принялась рассказывать дальше:

– Их проект просто чудом, с макетом победил на дебатах, обрызгав грязью всех остальных претендентов, когда-то почти друзей Эльгендорфа. Они всю жизнь потратили на создание проектов. Куда более достойные. Но Вильгельм, стоило ему вкусить вкус победы, отвернулся от них и погрузился в свои цели о создании второго, духовного, невидимого тела, которое, по его словам, жило в мозге образца.

– Лилиан, прошу!

– Норрис, замолкни, – прошипела Лилиан и продолжила, морщась от своих слов. – Существа Единого Космического Государства всегда видели в Почитателях кумиров. На них хотели быть похожими, им доставался почет, а работяги с радостью смотрели эфиры новостей с Планет, на которые простым существам никак нельзя попасть. И в Вильгельме поначалу тоже видели идеал. Он был особенным: юным и гениальным. Никто даже и не говорил обратного – все верили новому Почитателю, с овациями встречали нового героя, который бы озарял их жизнь светом открытий на протяжении поколений. Я помню день его возвышения, его полет над Академией, открытие его кабинета. Все это показывали в прямом эфире, а во всем Едином Космическом Государстве даже объявили внеплановые выходные, которые даже не надо было отрабатывать, чтобы каждый мог прикоснуться к истории. Но с первым же указом Вильгельм все испортил. – Лилиан замолчала и провела длинными когтями по колену. – Он, заняв главенствующее положение во всей Академии, сделал Ульмана своим советником, хотя до этого менторы почти всегда оставляли учеников после побед. Генрих тоже стал Великим Академиусом. Вильгельм приказал отправить все силы Академии на создание духовного тела, но не посчитал нужным объяснить, каким образом желал достичь своей цели.

– Он не знал, Лилиан. Это все Генрих затеял, – вновь подал голос Норрис, но Лилиан перебила его:

– Не надо покрывать его! Он не идиот, а гений, как ты сам утверждал. Он не мог не знать, на какие жертвы пришлось бы пойти, но его не остановило даже сострадание. А ведь он уверял, что его брак пробудил это чувство! – прорычала она, а Катя испуганно выдохнула. – Вильгельм будто бы решил выпустить всю ненависть, которая в нем теплилась. Взращенный на постоянных лишениях, издевательствах сверстников и нотациях Ульмана, он созвал несколько десятков представителей своего вида в лаборатории, как было сказано, для вычленения нужных ему ДНК и био-материалов. Стоило призванным откликнуться и зайти в его лабораторию, след их потерялся навсегда. Никто и никто не слышал о них. Эльгендорф, приказавший закрыть прежде доступные для наблюдения всем лаборатории, продолжал призывать существ своего вида. Никто не знал, что он с ними делал до определенного момента… Но тогда до правды было далеко. Ульман позаботился о том, чтобы дела его и ученика никто не раскрыл. Призванные приходили, потому что не могли противиться Приказу, и исчезали в подвалах лаборатории, куда никому не было хода. Все могли только догадываться об ужасах темных кабинетов, но никто не смел ослушаться Верховного Академиуса. И тайна оставалась тайной, уносившая все больше существ вида Вильгельма в подвалы лабораторий.

– Вильгельм не участвовал в этом, Лилиан. Он лишь…

– Подписывал договоры на эксперименты. Ничего более, – зло хмыкнула Лилиан и обратилась к Кате. – Скажи, куколка, у вас же на Земле есть такое выражение: «Ignorantia juris non excusat». Кажется, на твоем языке переводится как «незнание закона не освобождает от ответственности»?

Катя, до этого хранившая молчание и дышавшая будто изредка, пожала плечами. На бледном лбу ее выступила испарина. Лилиан поднялась со своего места, медленно прошла мимо Кати, мимо окна и опустилась перед Норрисом на колени. Он не мог смотреть на нее сверху вниз. Казалось, до сих пор их социальный статус не мог даже сровняться.

– Ты молчишь, Норрис. Ты не можешь мне возразить, потому что понимаешь, что я права. Даже зверушка, наверное, знает это правило, а Вильгельм – нет, – ответила она. – Его рукой были подписаны договоры и, даже если Почитатель не мог додуматься прочитать, что ему подкладывали, ответственность за случившееся все равно лежала и будет лежать на Вильгельме.

Норрис пытался возразить, но понимание того, что уже сто раз было осознано, вновь, словно угли, в которых еще остались искорки непотушенного костра, загорелось, и обожгло. Норрис поморщился и вновь – промолчал.

За полупрозрачной стеной пронесся космолет, на мгновение привлекший к себе внимание говорящей и слушающих, но лишь поднял клуб пыли. Лилиан сдавленно что-то промычала, а потом, собравшись с мыслями, продолжила:

– Вильгельму было мало раздора. Эксперименты все никак не могли увенчаться успехом – все больше существ спускалось в лаборатории и не возвращалось, а у него все так и не было желанной, так называемой на Земле «anima25». На несколько месяцев он вовсе решил, что напиваться –