не зарычать. Катя считала, что он еще мог увидеть Землю. Но Вильгельм сомневался. Он во всем уже сомневался.

Вскоре он резко затормозил у края платформы. Район отшельников находился за полупрозрачным полем и занимал не больше одной восьмой или даже десятой части этого Шаттла вместо обещанной половины, а ютилось там столько существ, что даже трети платформы им было бы мало. Космолет без труда преодолел барьер и влетел в городок.

Они оставили позади белую безупречность с натянутой поверх голограммой неба и попали в окутанную коричневой дымкой нечистот территорию. Пролетев над разрушенной стеной, развороченной дорогой и развалинами домов, космолет начал снижаться – его тянуло вниз. На краю платформы менялась гравитация, и техника начинала барахлить. Вильгельм с трудом припарковался на заросшей бурьяном парковке, на которой стояла лишь парочка ржавых машин, выключил двигатель и сполз вниз, развалился в кресле. Кости противно ныли от поступавших в них химикатов, а суставы, которым было тяжело срастаться, хрустели.

– Где мы? – подала голос Катя и обернулась. – Норрис не показывал мне это место.

Вильгельм глухо застонал.

– В квартале отшельников, – буркнул он и полез в карман за шариком с порошком. Перед глазами начинала собираться белая пелена.

– И зачем мы здесь?

Вильгельм, зажмурившись, расколол оболочку и высыпал порошок в рот. Все тело пронзила судорога. Мир на мгновение потух, чтобы сразу же взорваться.

«Надеюсь, я вернусь раньше, чем от порошка наступит интоксикация», – подумал он, почувствовав привкус плазмы на языке. Пригладил разлохматившиеся на макушке и прилипшие ко лбу волосы. Сказать, когда начиналась интоксикация, он тоже не мог. Никто толком и не знал, сколько можно принять, прежде чем свалиться без чувств.

– Мы должны встретиться с моим знакомым, – ответил Вильгельм и, нащупав украденную из дома трость, на которую прежде опирался Норрис, сказал. – Нам лучше не сидеть здесь долго, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Пора идти.

Эльгендорф почти вывалился из космолета – от падения его спасла только трость и выдвинувшийся в нужный момент порожек. Отдышавшись, он поправил плащ, проверил шарики в кармане и подал Кате руку. Она спустилась аккуратно, руки так и не приняла. Вильгельм не боялся, что Катя сбежит – бежать некуда. Если кто-то увидит неизвестное существо на платформе, а полиция не сможет опознать существо по базам данных, Катю ликвидируют так быстро, что она даже не успеет сделать вздох. Норрис, наверное, предупредил ее об этом, и женщина шла спокойно, рядом с Вильгельмом.

– Убежишь от меня – умрешь. Поняла? – прошептал Вильгельм и посмотрел на Катю исподлобья.

Катя поправила накидку, в которой тонула, словно маленькая девочка в мамином платье, и еле заметно кивнула. Вильгельм прикусил щеку изнутри. Снова, казалось, забыл, что не сможет поставить себя на ее место и понять, насколько женщине на самом деле страшно.

– Будь хорошей девочкой, и мы вернемся домой живыми и здоровыми.

– Говоришь, ты сможешь меня защитить? – спросила Катя и подняла голову так, что глаза ее спрятались в тени, но все равно сияли. Голубые, словно кусочки украденного с Земли неба.

Вильгельм закрыл космолет, сунул ключ в карман и, опершись на трость, выдохнул:

– Тебя я защищу, обещаю. – Он сделал шаг к домам, но вдруг, словно опомнившись, добавил. – А обо мне не беспокойся.

Катя промолчала. В тишине, рядом, но друг друга не касаясь, они направились к городку, видневшемуся за свалкой.

В квартале отшельников пахло дымом, помойкой и плесенью. Его наполняли десятки облезших домов, слепленных из обломков разрушенных когда-то кварталов Шаттла. В высоту они редко достигали трех этажей, потому что начинали сыпаться. С некоторых балконов, прилепленных прямо к стенам, свешивались сухие лианы и веревки с драным бельем, тянувшиеся от балкона к балкону бесконечной дорогой штанов и кофт. Дома выкрашены в ядовитые цвета, но краска сползала и оставляла на стенах лишь уродливые пятна. Дома цеплялись друг за друга крючками перекрытий, железными крюками и даже веревками, которые протягивали отшельники. Но когда дом рушился, никто особенно не тосковал, – большинство отшельников жило под землей, где можно легко спрятаться во время облавы полиции. В кварталах отшельников часто жили не только отшельники, но и скрывались преступники.

Такие кварталы существовали почти на каждой из платформ Шаттла. Где-то они были населены чуть гуще, где-то дома были чуть лучше, но в целом все они являли зрелище не из приятных. Но отшельникам – бракованным существам, уволенным и отказавшимся от жизни по правилам Единого Космического Государства, но не нарушившим Закон, – выбирать не приходилось. За любое преступление, даже не слишком серьезное, карали быстро, газом или дротиками, однако это касалось только тех правонарушений, которые случились на обыкновенной территории Единого Космического Государства. В кварталах отшельников же царила преступность и безнаказанность. Здесь развивались болезни, от которых не найти лекарства, но Академия никогда не высылала врачей на помощь жителям. Штаб не следил за уровнем жизни, а Шаттл считал, что уже и без того сделал подарок здешним, просто отдав площадь.

Вильгельм с Катей шли медленно, даже слишком медленно. Эльгендорф боковым зрением видел, как в окнах появлялись лица. Здесь, как и везде, его знали. Мелькали пятна, руки, ноги, словно в окнах прятались огромные многоножки, но чем дольше Почитатель смотрел в окна, тем больше мелькания смешивались в черноту, густую, словно Космическую, прятавшуюся за декорациями, призванными ради веры в то, что везде на Шаттле у каждого мог быть дом. Вильгельм надеялся, что дойти до нужной подворотни получится быстрее, чем все отшельники выползут на улицу и окружат их.

Но сзади послышался топот, поднимавший клубы пыли. Сначала шли тихо, далеко, словно горстка мышей выбежала на улицу, чтобы поймать лучик искусственного света, но вскоре мыши превратились в собак, а собаки – в лошадей. Когда отшельников стало уже так много, что не слышать их и цедить запреты оборачиваться Кате стало бесполезно, Вильгельм ощутил дрожь земли. Камушки, попадавшие с крыш домов, подпрыгивали, воздух дрожал из-за окружавшей их жары. Толпа собиралась словно по приказу, окружала кольцом. Из каждой подворотни, лабиринтом окружавших главные пути, выпрыгивали существа, дорога сужалась, а жителей становилось все больше. Вильгельм обхватил трость покрепче и прибавил шага, но хромал. Слишком медленно.

Отшельники выходили из домов и стояли на порожках. Они высовывались из окон или выползали на балконы. Некоторые медленно двигались по крышам. Разноцветной массой они подбирались к Вильгельму и его спутнице, а самые наглые и смелые спускались. Грязные и чистые, высокие, с Вильгельма, и низкие, чуть превышавшие ростом Нуда, жители прибегали из дворов и подвалов и несли с собой запах