морге — с глузду съехал: дрожит, слюни пускает, в полном неадеквате. Какой с ним разговор? В психушку отвезли. Вот как хошь, так и веди следствие!

Леонтьев кивнул.

— Да-аа. Чего только на этом свете не бывает… Или на том. Кто его разберет?

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Алексей Жарков

Стадия размножения

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Вам же снятся страшные сны? Один такой приснился мне. Под самое утро, зимой, в темноте. Ко мне в сознание забрался один урод, в каком-то смысле — вампир, только очень извращенный…»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Денис спустился в подсобку — проведать рабочий холодильник, где в желтоватом мраке хранились бутерброды и зеленела огромная бутыль самогона. Но пить в душной и прокуренной подсобке не хотелось. Он перелил немного мутной жидкости в литровую банку и понёс наверх, на пятый, где из старых развороченных стульев собрал тахту и стол, а под табуретку приспособил погрызенный крысами ящик с какими-то безымянными таблетками. Проходя мимо зеркала, втянул живот, надул грудь и, сложив пальцами пистолетик, щелкнул языком. Глядя на своё отражение, подумал: «Ну и дуры вы, девки, такой парень!». А затем, уже поднимаясь по лестнице: «Хоть одну бы сейчас, хоть какую… вот же отстой».

В это пыльное место судьба занесла его после побега из армии, где Денис оказался, будучи отчисленным со второго курса института. Правда, сбежав от дедовщины, он не вернулся домой, боясь справедливого гнева отца, а обратился за помощью к его другу, которому во времена институтских семестров не раз помогал с компьютером. Тот разозлился, но всё же выручил — устроил Дениса в свой огромный и наполовину секретный НИИ, вроде бы в охрану. Теперь благодетелю надо было подёргать старые связи, чтобы не осталось никакого дезертирства, а был перевод в приписанный к НИИ взвод охраны. И пока друг отца нащупывал нужные ниточки, Дениса записали подсобным рабочим, поручив расчищать от завала огромный пятый этаж старого лабораторного корпуса.

Денис не боялся тяжелой работы, но в промежутках между делом отчаянно скучал по женщине. Сделав глоток из банки с мутным самогоном и закусив ледяным бутербродом, он запустил руку в штаны, вытянул пенис и принялся внимательно его разглядывать. По организму разливалось алкогольное тепло и спокойствие, но даже несмотря на это, и уже в который раз, собственный член показался ему непростительно мелким, и вообще каким-то невыдающимся, не соответствующим его соблазнительной внешности. Одним словом — серость, а не член. В завале мусора под стеной зашуршало.

Денис швырнул туда подобранный с пола кусок кафеля, и попал плиткой в самый угол, где стена сходилась с полом. За треском и хрустом оттуда раздался отчаянный писк.

— Да заткнитесь вы! — заорал Денис.

Он взял швабру и подойдя ближе, раздвинул картонки и доски. Плитка, брошенная им совершенно наугад, точно пуля, отправленная в небо, во что-то всё-таки попала.

— Че за н-на?

В сгустившихся сумерках он разглядел нечто странное. Оно было бы стопроцентной крысой, если бы не огромный лысый нос, округлый и совершенно гладкий, который занимал едва ли не половину головы и заканчивался такой же лысой, но немного морщинистой приподнятой каёмкой. На кончике носа краснело, то сжимаясь, то расходясь, одно единственное небольшое отверстие. Остальную часть головы покрывала темно-серая короткая шерсть, из которой блестели черненькие икринки глаз, и торчали нежные полупрозрачные ушки. Всё кроме странного носа вполне крысиное. Существо истошно пищало, дрожало и пыталось убежать, но задние лапы его не двигались, а передние беспомощно дёргались, слабея с каждой секундой.

Денис присмотрелся к необычной морде, поднял доходягу за хвост и перенёс в раковину. Затем притащил снизу большой замызганный ящик с инструментами, упаковку слипшихся советских лезвий, аптечку, фонарик, и еще немного холодного самогона. Закрепив фонарик над раковиной на торчащей из разбитого кафеля загогулине, он разломил лезвие надвое, одну половинку отложил в сторону, а второй принялся делать крысе операцию. Замкнув надрез вокруг крысиного уха, он потянул его вверх. На внутренней части оторванного островка кожи неторопливо собралась черная кровь. Денис изучил трофей под желтым светом фонарика и положил отрезанное ухо в нижнюю половину разбитой колбы, куда предусмотрительно плеснул самогона.

Над раковиной собирались хмельные испарения кисловатого пойла. Со вторым крысиным ухом он повторил ту же операцию. Затем вынул крысу из раковины и швырнул ближе к выходу — спустить потом в мусорный контейнер. Сделав еще один глоток из мутной банки, он снова выудил из штанов пенис, подёргал его, и когда тот затвердел, принялся тереть тяжелым плоским напильником кожу с правой стороны у самого основания, сразу за тем местом, где заканчиваются лобковые волосы. Тёр до тех пор, пока не выступила кровь. Затем так же натёр с левой. Макнул указательный палец в самогон и, стиснув зубы в предчувствии обжигающей боли, поднёс каплю к растёртому на коже кровавому пятну. Капля упала, Денис зашипел. И так дважды. После этого он приложил к растёртым местам крысиные ушки, и, замотав бинтом, спрятал пенис в трусы, и махом допил остатки самогона.

Через четверть часа его стошнило, и он уснул.

Ему снился прожитый день и девушка из заправки под окном НИИ. Вот она выходит покурить. Короткая юбка, широкий вырез на блузке. Правая рука Дениса тянется к ширинке. Круглые пуговицы. Под ними трусы. Пальцы касаются горячей пупырчатой кожи. Девушка берёт в рот тонкую белую сигарету, и сосет фильтр, складывает губки трубочкой и выпускает дым. Берёт в рот и сосёт. Снова и снова. Денис мастурбирует у окна, впивается глазами в своды её бровей, в ресницы над глазами, в прическу, его возбуждает даже её ноздри, и треугольная острота носа, и припухлость напомаженных губ, и сигарета во рту, и тонкие пальцы с длинными розоватыми ногтями, и пышные сдобные булочки груди. Девушка достаёт тонкой кистью левую грудь, поворачивает соском вверх, присматривается к чему-то, и привычным движением быстро заправляет на место. Финиш.

Утром Дениса разбудила шумная крысиная драка за останки дохлого сородича. Держась за голову, он сел на тахту и зажмурился. Болела не только голова, но и член. Распух под преграждавшим к нему доступ крови бинтом, пульсировал тупой и какой-то волнообразной болью, начинавшейся где-то глубоко в паху, чуть не в самом мочевом пузыре, и добиравшейся до самого кончика.

— Блииин, — простонал Денис, вытаскивая со всей возможной осторожностью пострадавший орган на поверхность. Руки его слегка дрожали, и боль переливалась под кожей раскалённым свинцом. Он