Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, что ты не пьешь! – уже пьяно хихикнула подруга. – Мне больше достанется. Так вкусно! Прелесть. Все-таки у мужика должен быть размах.
Размах размахом, но мне очень не понравилось, как наши эрзац – кавалеры наблюдали за ней. И уже ближе к полуночи они снова подошли и синхронно протянули нам руки, чтобы помочь подняться.
– Девушки, Рэм Игоревич уже полностью к вашим услугам. Идемте Новый год встречать с нами.
Не успела я открыть рот, чтобы отказаться, как Юлька, подхватила бутылку и бокал, так что у меня перед носом только мелькнул хвост ее платья. Я растерянно посмотрела вслед и удивилась такой прыти. Меня не покидало ощущение, что у нее сорвало стоп-кран.
– Прошу, – настойчиво повторил мой киборг, ближе поднося ладонь. И мне ничего не оставалось, как воспользоваться его любезностью.
– Здравствуйте! – я постаралась вложить максимум спокойствия и доброжелательности в одно слово.
Мне ответил приветственный нестройный хор голосов.
Я вежливо улыбнулась и села на предложенный мне стул немного наискосок от Корлеоне. Юльку усадили рядом с ним, причем как-то очень рядом. Просто подозрительно рядом.
– Итак, красавицы, как вас зовут, – дон Корлеоне сымитировал добродушную улыбку. Или мне кажется, что сымитировал, и я себя просто накрутила?!
– Юля, – игриво протянула ему руку подруга и откровенно, чуть ли не призывно улыбнулась.
Мужчина взял ее кисть обеими ладонями и поднес к губам, запечатлевая поцелуй, и не спешил опускать. Напротив, он погладил ее запястье, перевернул ладошку кверху и снова поцеловал.
Я таращилась во все глаза и тонула в немом изумлении. Похоже, она совсем слетела с катушек, если позволяет ему такие вольности. И не только позволяет, она еще провоцирует! Вот она слегка прикусила нижнюю губу, томно вздохнула, так что ее грудь поднялась. Надо срочно тащить ее в номер, хватит, напраздновались!
Но только я собралась открыть рот, как Корлеоне тут же остановил мой порыв. Как энтомолог насаживает на булавку насекомое, он буквально проткнул меня взглядом. Его глаза, мрачные, почти черные, метнули какой-то демонический огонь. И мне стало так страшно, будто я не посреди людей нахожусь, а один на один с ним где-то на заброшенном пустыре.
От страха по позвоночнику, как отвратительные гусеницы, поползли мурашки.
– Вадик, так это и есть та несговорчивая девушка, которая отказалась от элитного шампанского? – окончательно добивая мою волю, спросил он, вызвав вторую волну мурашек.
Вадик молча кивнул, а Корлеоне продолжил допрос:
– И как нас зовут?
– К- к – атя, – заикаясь, выдавила я из себя.
– Нехорошо отказываться, когда угощают от чистого сердца, – словно пожурил, а на самом деле в его словах прозвучала угроза.
Что ж за жизнь-то? Только что чувствовала себя принцессой, красивой, даже уверенной в себе, а сейчас я словно студень, выпавший из формочки.
Вадику я, не задумываясь, дала отповедь, этому же человеку сказать про бюстгальтер в подарок даже и в мыслях страшно. Или сказывалось то, что за своим, честно оплаченным столиком мы были на своей территории, а здесь как бы в гостях. От волнения я уже чувствовала, что в голове начинается какой-то шум.
К тому же меня все больше пугало поведение Юльки. Она откровенно ластилась к нему, как кошка в период зова. И это Юлька?! Которая может позволить поцеловать ей ручку, только когда мужчина уже чуть ли не жениться готов? Что она творит?!
– На, выпей, девочка, а то ты какая-то напряженная, – почти по-отечески заботливо произносит Корлеоне и протягивает бокал. Несмотря на дружелюбный тон, совершенно очевидно, что он из тех людей, которым не отказывают.
У меня внутри все похолодело. Ясно, как белый день, что туда подмешали какой-то конский возбудитель, срывающий все тормоза. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, как выбраться из этой передряги. Ведь что это именно передряга, сомневаться не приходится.
– Рэм Игоревич, мне очень приятно, что вы нас пригласили за свой столик, но у меня аллергия на спиртное. Вы же не хотите, чтобы моя кожа покрылась уродливыми струпьями? – мой перепуганный до смерти мозг неожиданно подбрасывает железную отмазку. Ложь во спасение.
Мамочки, вот уж точно говорят – жить захочешь, не так раскорячишься! Я никогда не вру. Достоинство это или недостаток, я не знаю, но мне некомфортно говорить неправду. И к тому же я уверена, ложь все равно вылезет наружу, и тогда будет очень стыдно. И вдобавок к честности, у меня куча других сомнительных, с точки зрения жизненных реалий, качеств.
Начитавшись книжек, я всегда относилась к людям так, как хотела бы, чтобы относились и ко мне. Но что-то, видимо, делала не то. Верила в любовь, в дружбу, в честность и порядочность. Готова была обнять весь мир. До тех пор, пока на собственной шкуре не поняла: чем шире раскрываешь объятия, тем легче тебя распять.
И вот та памятная лужа вдруг стала поворотным моментом, точкой невозврата, когда достигаешь дна и понимаешь, что больше падать некуда, нужно что-то менять. И тут же моя недремлющая совесть, несмотря на леденящий страх, язвительно поправляет: не точка невозврата, а точка неадеквата.
Какой бы фантастической была неожиданная встреча здесь с Артемом, если бы там я не повела себя, как дура! Словно в поисках спасательного круга я бросила украдкой взгляд на Артема, и сердце болезненно сжалось.
А возможно, мы бы и сидели сейчас с ними за одним столиком. Острым лезвием кольнуло воспоминание – он, такой классный, одетый, как с иголочки, протянул руку помощи обыкновенной зачуханной мышке.
Божечки! А ведь в этом сверкающем радостью жизни зале Артем – единственный человек, которого я знаю, не считая невменяемой Юльки. И он же единственный, кого нельзя попросить о помощи. Нужно же ее как-то утащить отсюда!
Я затравленно сжалась, понимая, что оттуда помощи ждать глупо, вернула свой взгляд на стол и осознала, что бокал стоит передо мной. Понятно, не будет же Корлеоне держать его в руке, пока я лихорадочно пытаюсь что-нибудь придумать.
– Катенька, детка! Аллергия бывает только на дешевое пойло. А это элитное шампанское. И поскольку ты его не пила, значит, и представления не имеешь, как на него среагирует организм, – от его снисходительного тона у меня внутри все покрывалось ледяной коркой страха. Первый прием подавления воли – указать на недостатки, унизить. Что он и сделал. Подчеркнул, что я никогда не пила