Перс зыркнул исподлобья на бригадира, но смолчал, сегодня Слонок был явно не в духе. А тот прошел к плюшевому креслу, упал в него и расставил ноги:

— Короче, пацаны, этот пастух заварил такой кипеж, которого не бывало у нас со времен начала приватизации. Подошел до меня Асланбек, и начал мягко так интересоваться, что за нагрудный знак выкупил валютчик, и почему вокруг него столько разговоров. Я сказал, что сам не знаю, как вы думаете, он мне поверил?

— Асланбековы джигиты на рынке только что слили несколько десятков тысяч фальшивых баксов. Им кто-нибудь слово сказал? — ввернул Козырь, сидевший особняком, опять смесь армяна с русской. Он контролировал незаконные скупки драгметаллов при ювелирных магазинах вокруг базара. — А ведь это не Чечня, а территория России. Чеченцы, ингуши, азеры, таджики… когда мы будем хозяевами на собственной земле?

— Из тебя хозяин как из Спартака господин, был такой его величество раб. Ты сам из тех же метисов, — зло прошипел бригадир сквозь зубы. — Тебе не ведомо, кто этих черных здесь прикармливает? В квартиры прописывает, работу предоставляет, немерянные дотации выплачивает? Вон сидит казак, тоже хозяин в Области Войска Донского, земляки в его хуторе на чеченов поднялись, враз БТРы пригнали, и застучали из крупнокалиберных РПД поверх голов. Чьих?

— Казачьих, — сплюнул Скирдач. — Звери весь скот увели за ставропольскую черту, наших девок поизнасиловали, а спецназ на станичниках отыгрывался.

— Так с какого хера вы дожидались спецназа, опять показушную игру устраивали, что обеими руками за родную Советскую власть? — крупнотелый Беня, сам из кубанских казаков, хохотнул в полный голос. — Отвернули бы чехам бошки до приезда силовиков, и шито-крыто. Хэ-т, донцы — молодцы!

— Да я тебе харю разобью, — вскинулся было Скирдач. — Всю вашу Кубань затопили криволапые армяшки, Армавир объявили древней столицей своего Айастана, а ваша Рада пальцем не шевельнула. Тыкаешь в меня, мурло хохляцкое, мы не забыли, как вы в гражданскую нас не поддержали, а поволоклись красными штанами.

— А чего вас поддерживать! Заведете канитель, сами же ее сто лет расхлебываете.

— Базар не по делу, все казаки испокон веков служили царю и отечеству, то есть, действующему правительству. Еще Стеньку Разина вспомните — бригадир стукнул кулаком по колену. Затем властно ткнул пальцем в Скирдача, в Козыря, и в Метлу, собирателя рыночных сплетен. — Ты, ты и ты должны выяснить, кому Коца скинул царские цацки, за сколько купил, какие за сколько толкнул. Проследить за Микки Маусом, он копейки в казну не отстегивает, а примазался к валютчикам и скупает у них раритеты, как так и должно быть.

— За его спиной Пулипер, а он трется с верхушкой области, — подключился Перс снова. — Что с законодательной, что с криминальной.

— Значит, достать, чтобы сам свалил, — опять завелся Слонок. — Повторяю, до Нового года послать гонца к пастуху в хутор, разузнать о самом пастухе, о его семье, и о том, где берет цацки. Второе, не спускать с Коцы глаз ни днем, ни ночью, пока забыть, что он отмудохал членов группы Скирдача. Третье, разнюхать, чем промышляет в настоящее время этот жиденок Микки Маус, если они встречались с Коцей, выяснить, чем встреча закончилась. Даю два дня на исполнение, — он снова пристукнул кулаком по своей ляжке, выдержав небольшую паузу, продолжил, окинув соратников тяжелым взглядом. — На днях мы провели операцию по закупке оружия. Не забыли, что с Пархатым, бригадиром золотого рынка с Нахичеванского, стрелку никто не отменял? Она назначена сразу после Нового года. Отвечал за оружие Крохаль, он съездил к чехам, привез десяток стволов. Только вопрос — каких?

— Что заказали, то и привез, — басом откликнулся Крохаль, похожий на деревенского увальня. — В том числе несколько автоматов АК-74 в десантном исполнении.

— Семьдесят четвертых или сорок седьмых? — бригадир продолжал со вниманием рассматривать гостей.

— Семьдесят четвертых, все они еще в оружейной смазке, — пожал плечами увалень. — А что?

— Ты в армии служил?

— Приходилось.

— В каких войсках?

— Какая разница, я оружие знаю от и до. В инженерных.

— Вот именно, из пяти штук пара автоматов сорок седьмые военного образца, подствольник не навесишь, даже если достанешь приспособление отдельно, — Слонок сдвинул брови. — Ты о чем думал, когда отстегивал бабки тем козлам?

— О том, как бы побыстрее ноги унести, — хохотнул метис Козырь. Посмотрел в сытое лицо Крохаля. — Если ты такой умный, то растолкуй, где у автомата находится цевье и для чего оно предназначено?

— Да я при тебе разрядил сотню пистолетных обойм с полусотней автоматных рожков. Совсем заматерел, что надумал насмехаться? — Крохаль вышел из себя. — Сделка проходила ночью, вокруг стрельба и все такое, могли по запарке и подсунуть.

— А ты заглотил. Напрашивается вопрос, зачем надо было ехать так далеко, когда военных складов достаточно в самом городе.

— Ты неправ, на каждом изделии выбит номер, — перебил Козыря Метла. — Отправляют по номерам, а по ним автоматы числятся в Чечне. Искать их в случае чего будут там.

— Там ищут с того момента, когда Лебедь с Масхадовым подписали мирный договор, и не оружие, а суммы денег, немерянные. А перед этим Паша Мерседес, лучший друг Лебедя, продолжил дележ военного имущества на территории самой Чечни. Но самое главное, что цевье у девочек располагается между ногами, — не преминул Козырь догнать шар в лузу.

— Меня не колышет, кто какой договор подписал и где находится цевье, — прервал перепалку Леха Слонок. — На рынке контроль должен быть жестким, чтобы на наш пирог ни одна падла из приблудных не разевала пасть. Базар окончен, ты, Крохаль, меняй где хочешь сорок седьмые на семьдесят четвертые, сроку тебе неделя. А сейчас к столу.

Бригадир, включив отключенный мобильник, встал с кресла, остальные присутствующие последовали его примеру. Кто-то из обслуги завел негромкую музыку, из боковых дверей показались девочки, одна из них сразу повисла на шее у похотливого Метлы. Очередной кутеж, ни к чему не обязывающий, но имеющий четко прослеживаемую цель теснее сплотить собравшихся, начал неторопливую раскрутку.

Автобус, шедший впереди легковушки, то набирал скорость до восьмидесяти километров в час, то начинал елозить по дороге как электрический утюг, сдвинувшийся по фазе, его подбрасывало на российских ухабах мешком с промороженной картошкой. В декабре после пяти часов вечера уже темно, и вишневый “ДЭУ-эсперо”, собранный в Таганроге, вели за собой невзрачные габаритные огни на отечественной колымаге. За окнами, разрисованными морозцем, отсвечивала бесконечная мелеховская степь, но в салоне было тепло, за спинкой заднего сидения негромко цокали динамики. Эти корейские машины, только канареечного цвета, приспособили под такси, и горожане поначалу обегали их стороной. Но теперь начали привыкать, следуя примеру земляков-челноков с туристами, помотавшимся по заграницам, насмотревшимся в парижах с римами на точно такие, канареечные. Как сказал бы мудрый отшельник — потихоньку образуется все.