— Да срать я хотел на этот орден, ему красная цена шестьдесят баксов, — Слонок побагровел. — Дальше что?

— Пулипер дает больше, но дело не в этом. Валютчик перед орденом выторговал георгиевский кавалерский бант. Точно не могу сказать, или все четыре креста, или только три, потому что у Скопы на бинокле запотели стекла. Он его вытащил из-за пазухи, а мороз не хилый. Но что два золотых, отвечаю.

— С какого это перепоя у твоего Скопы объявился бинокль? — воззрился бригадир на казака. — Война, что-ли, с боевыми действиями в тылу врага?

— Это я его наградил, — Перс с хохотком наклонился поближе. — Театральный, маленький такой, очень удобный.

— Бабам под подол заглядывать?

— В том числе и для этих случаев, — армянский хохол скривил в усмешке рот.

— Что надыбал твой дегенерат еще? — недовольно поморщился Слонок, обращаясь к Скирдачу.

— Золотые монеты и звезду, как у царских генералов на мундирах.

— На погонах?

— На груди, крупная, переливается, может, с камешками. Рядом еще что-то блестело, да мужик тряпку убрал пока Скопа наводил оккуляры. А потом нагрянул Коца, он же бешеный. Мог и подколоть.

— Как ты решил действовать после?

— Отвлечь валютчика, когда они выйдут из двора института, затем в переходном тоннеле затащить пастуха в подсобное помещение и выкачать у него всю информацию. Для этой цели способов достаточно.

— А если бы не раскололся? — переспросил Слонок с ехидцей.

— Куда ему деваться? В подсобке стержневой кипятильник, в сраку воткнули бы, а глотку забили бы половой тряпкой.

— Есть такие, которые не раскалываются. Коца, например.

— Коцу надо убирать я уже сказал, он из диких гусей, неисправимый. А пастуху пришла бы тогда хана.

— Тебе п…ец пришел бы раньше. Ты знаешь, что мужик приволок к менялам в первый раз?

— Слышал, — пожал плечами Скирдач. — Редкую медаль, что-ли, тоже из царских.

— Меда-аль, — передразнил бригадир, его лицо начало принимать цвет вареной свеклы, — А наградной знак “За храбрость” не хочешь, с портретом Петра Первого? Начало восемнадцатого века, золото, драгоценные камни, старинная эмаль. Ты знаешь цену этому раритету?

— Нет, — Скирдач очумело мотнул головой. — Я в них как станичник в гандонах.

— Гандон ты и есть, штопаный. Каза-ак, — Слонок грохнул кулаком по собственной ляжке. — Десять штук баксов. И не пялься глазами бешеной кобылы, я не хохол и не кацап на твоем хуторе, где ты с приходом Горбача с Ельцой возомнил себя господином. Господа-а, хрены собачьи, а не сыны казачьи…

Бригадир сунул руку за спинку кресла, выдернул из специального кармашка длинноствольную “Беретту” и взвел курок. Налитые кровью белки выкатились из орбит, они полностью закрасились темно-коричневым цветом. Скирдач невольно откинулся назад, сидевший по левую руку посланец Перс, ухмыльнулся и отвернул в другую сторону армянский свой нос. Сцена с минуту напрягала надсмотрщиков за работой валютчиков и сшибал рангом пониже, находящихся в гостиной загородной виллы Слонка. Так император Петр Первый, сошедший лет триста назад на донской берег, пугал местных атаманов перед взятием турецкой крепости Азов. Но тогда без крови не обошлось, император, выдернув из ножен не азиатскую шашку, а европейскую сабельку, полыхнул ею в воздухе и покатилась под его ноги бедовая голова первого казачьего атамана. Потом пришла очередь еще нескольких. Лишь после кровавой экзекуции император указал концом сабли на крепость Азов. Взяли, распотрошили так, что тысячелетний дух туретчины растворился бесследно в теплом азовском бризе. Но Леха Слонок не спешил делать дырку в казачьей башке, хотя Скирдач упустил рыбину, сравнимую разве что с белугой, ставшей редчайшей в водах Приазовья. Он, повертев перед носом помощника “Беретту”, поставил ее на предохранитель и сунул снова за спинку плюшевого кресла.

— Ты знаешь, за сколько один из валютчиков приобрел у мужика этот знак с другими золотыми цацками? Не дергайся, я тебя просвещу, — упредил бригадир Скирдача. — За десять тысяч рублей, когда нынешняя сотка баксов стоит чуть больше трех тысяч рваных. Как ты считаешь, о чем говорит данный факт?

— Он не ведает, что творит, — подсказал Перс, сидящий сбоку.

— Вот именно, пастух не знает цены вещам, которые начал возить на базар, — Слонок не оборачиваясь согласно кивнул головой. — Он тащит не по системе, когда стараются сначала сбагрить что подешевле, потом что подороже, а после самое сердцу дорогое, чтобы было чем жопу прикрыть. Мужик волокет то, на что упал его взгляд: медали со звездами, монеты с георгиевскими крестами, с кольцами. Упадет глаз на медную старинную ложку, приволокет и ее. Орден “Виртути Милитари”, от которого ты чуть не усрался, отлит из обыкновенной бронзы и позолочен, поэтому и цена ему всего шестьдесят баксов. Хотя вещь редкая, может пойти за более высокую цену, если продавать ее за границей.

— Дела! — Скирдач продолжал ошалело ворочать толстой шеей. — Как же теперь быть?

Бригадир встал, прошелся по гостиной взад-вперед, шестерки, сидящие в креслах, не сводили с него настороженных глаз. Посреди зала был накрыт богатый стол на десяток персон, на нем была только выпивка и холодные закуски, но трапезу решили начать после обсуждения всех накопившихся вопросов. Слонок, подойдя к краю стола, плеснул из графина в рюмку прохладной водки, выпил, заел свежим салатом, затем направился к широкому евроокну, отодвинул от угла богатую штору. Через дорогу, в заваленной снегом пустынной роще, проглядывала между деревьями бывшая обкомовская дача, в которой проминал широкие кровати Филя Киркоров, назвавший сам себя королем российской эстрады. Чуть дальше, перед стеной высоток Северного жилого микрорайона, отблескивал льдом, отшлифованным метелями, зимний пруд. Сбоку тулился цыганский беспредел из двухэтажных дворцов с конями на покатых крышах, с коваными воротами, с табором полураздетых цыганчат возле собачьей будки. Слонок отвернулся в другую сторону, к радующим глаз разноцветным теремам новых русских с крытыми теннисными кортами и гаражами не на одну машину. Цыганская община его раздражала, доступа к наркотикам он еще не имел, несмотря на то, что они приносили баснословные прибыли. Он снова, полюбовавшись ландшафтом, развернулся к подчиненным:

— Как быть, спрашиваешь? — спросил он, насупившись. — Докопаться, чем разжился Коца у мужика, во что бы то ни стало, самого валютчика пальцем не трогать, не та фигура, над которой можно поиздеваться. Так и передай своим шестеркам, — он указал рукой в сторону Скирдача. — Сам Хозяин уже заинтересовался инцидентом, не хватало плодить в наших рядах кровную месть. А Коца пойдет на нее запросто, и выследит, и вопрет по самые некуда. Нужно выбрать время и съездить на этот долбаный хутор самим. Вырядить кого из парней в скупщика старины, пусть того пастуха он прощупает.

— Не клюнет, есть такие люди, что режь на куски — слова не скажут, — авторитетно заявил Перс. — Отморозки с рождения.

— Хуже тебя, что-ли? Только ты у нас не такой, — Слонок стрельнул в него темными зрачками, криво ухмыльнулся. — Свою шкуру дырявить не рискнешь, а если дойдет до дела, подставишь кого подурнее.