образованных мальчиков, раз за разом заваливало упражнение. Наконец сержант (сам он тоже был из крестьян), потеряв терпение, построил отделение и проорал: «Здесь вам не университет! Мозгами ворочать придется^ Один из оскорбленных солдат был связан с левой прессой, так что случай этот был приведен в статье как доказательство «ретроградского» и враждебного отношения к интеллектуалам в армии. В среде офицеров, включая и моего отца, случай этот вызвал много веселья. Теперь, после многих лет общения со студентами университетов разных стран, я тоже убежден, что тот ославленный сержант на самом деле был человеком очень мудрым и наблюдательным.

Вообще говоря, в русской армии было не больше приверженности к мертвой букве устава, чем, скажем, в британской, – в чем я с большим удивлением убедился в 1920–1921 гг. в Египте. В этой связи русские офицеры нередко вспоминали строчку из приказа Петра Великого: «Не должно правил держаться, яко слепец стены…»

Кроме того, в отличие от некоторых западных армий неподчинение приказу в бою обычно не каралось, если вело к успеху. Мне часто приходилось слышать характерную пословицу: «Победителей не судят!» Пословица эта, судя по всему, возникла в XVIII в., во время войн с Турцией. Говорят, что русский главнокомандующий фельдмаршал Румянцев решил проучить молодого, делающего успехи генерала Суворова, которого не любил за дерзость. В 1773 г. он послал Суворова вести осаду турецкой крепости Туртукай, настрого приказав ему не рисковать – не штурмовать крепость, где оборонялся крупный гарнизон. Придя на место, Суворов обнаружил, что у турок достаточно жилья и припасов, а вот его небольшому войску придется добывать пищу в разоренных окрестностях. Так что он, в нарушение прямого приказа, устроил внезапный штурм и захватил крепость. В довершение этого самовольного поступка Суворов вместо формального доклада о своих действиях направил Румянцеву следующее двустишие:

Слава Богу, слава Вам,

Туртукай взят, и я там.

Разъяренный фельдмаршал приказал отдать Суворова под трибунал, но, поскольку тот был генералом, такой приказ требовал утверждения со стороны монарха. Екатерина II отклонила его, приписав процитированную мной фразу о победителях, которая позже стала пословицей. В некоторых отношениях это была здоровая традиция, и все же немало молодых офицеров поплатились жизнью за попытку провести вопреки приказу какую-нибудь отчаянную операцию – я сам был свидетелем одного такого случая.

Жалованье офицера в российской армии было, вероятно, самым низким среди всех армий Европы. Если исключить гвардию и еще несколько особых частей, то у большинства офицеров не было частных средств, и они с трудом сводили концы с концами. Служить их заставлял Долг с большой буквы – долг по защите своей страны, которая так много вытерпела в прошлом от иностранных захватчиков и которой в будущем предстояло страдать еще больше.

Высшие социальные слои Российской империи

Санкт-петербургское общество вовсе не состояло исключительно из великороссов или хотя бы просто россиян по происхождению. Напротив. Количество и разнообразие иностранных фамилий, которые можно было там встретить, было почти столь же велико, как сейчас в Соединенных Штатах. В обе страны приезжало множество людей из самых разных земель. Те, кому страна нравилась, оставались в ней навсегда и со временем ассимилировались. Главная разница состоит в том, что в Россию по большей части ехали представители высших слоев общества, а в Америку – в основном трудяги.

В жилах царя Николая II текло всего несколько капель русской крови. Его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, вдова Александра III, была урожденной датской принцессой Дагмарой, и еще трое его предков по мужской линии (Александр II, Николай I, Павел I) брали в жены немецких принцесс. Мать императора Павла, Екатерина II, тоже была немкой. Так что сам Николай II был наполовину датчанином, по крайней мере на 15/32 немцем и в лучшем случае на 1/32 русским. Я говорю «в лучшем случае» в предположении о том, что настоящим отцом царя Павла мог быть один из русских фаворитов Екатерины II. Если же исходить из официальной версии о том, что он был сыном несчастного царя Петpa III, в жилах которого тоже было немало немецкой крови, – то получится, что последний русский царь Николай II по крови был русским меньше чем на 1 процент.

Немцы, которых мне приходилось встречать в России, четко делились на два типа. Первые жили большими группами, сохраняли свою национальную идентичность и связь с фатерландом. К этой группе принадлежали, например, балтийские немцы. Они составляли верхушку общества балтийских провинций Российской империи, где немцы столетиями правили местным населением – эстонцами и латышами[18]. Балтийские немцы в большинстве своем считали, что обязаны верностью только трону, но не России как таковой. К этой же первой группе принадлежали поволжские немцы – колонисты-фермеры, которых во времена правления Екатерины II пригласили переехать из Германии в Россию и поселиться одной большой группой в среднем течении Волги.

С другой стороны, было много немцев, которые приехали в Россию сами по себе в разные времена и полностью обрусели. Были и промежуточные случаи – так, я знал людей, которые в России ощущали себя скорее немцами, но позже, оказавшись после революции в Германии, почувствовали себя скорее русскими.

Другие иностранцы, не немцы, были сильнее изолированы от прежней своей родины и, по всей видимости, гораздо легче и полнее теряли свою национальную принадлежность. И таких людей в России было много.

Во-первых, немало было французов – в основном из аристократических семей, – которые бежали в Россию от гильотины. Мой дядя по матери, Николай Дубягский, женился на девушке по фамилии Клапье де Колонью. Французский она знала хуже меня. Моя сестра в Царском Селе часто играла с соседской девочкой, отец которой, Шаперон де ла Рэй, был офицером лейб-гвардии Кирасирского полка. Когда в декабре 1916 г. я поступил на службу в Запасную батарею гвардейской конной артиллерии, двое таких же, как я, молодых офицеров в полку носили французские фамилии – Шателен и Андро. Из четырех (включая нашу) семей в Царском Селе, которые объединились, чтобы давать детям уроки танцев, одна тоже носила французскую фамилию – Корбе.

Последним командиром бригады гвардейской конной артиллерии был барон Владимир Иванович Вельго – португалец по происхождению, не знавший ни слова по-португальски.

У друзей моего детства в Павловске – Геерингов – отец был немцем по происхождению, а жена его была урожденной баронессой Рамсей. Ее предки-шотландцы в свое время попали в Россию через Швецию.

В санкт-петербургском институте, где я учился (см. фото 60), я знал одного студента-инженера по фамилии Левенгаупт. Он был