Меня отвели в шатер неподалеку, притащили кувшин с легким степным пивом, стопку лепешек из пресной муки и оставили одного. Трапеза была не слишком обильной и оставляла место в животе для обещанного пира. Перекусив, я лег на расстеленный ковер и закрыл глаза. Спать я не собирался, просто хотелось еще раз спокойно обдумать увиденное и услышанное сегодня.

Итак, война все же началась. Хотя истинным хозяином в Барке, как и в прочих городах степного Пограничья, всегда была могущественная гномья торговая корпорация, но официально этот город входил в состав Верессы, одного из людских королевств, граничивших с Великой Степью. Пусть Вересса и не самое сильное государство, но закрыть глаза на захват и разграбление своего города его королевское величество Сигизмунд III Вересский просто не сможет. Это не мелкий набег на небольшое селение и не ограбленный в степи купец. Королевства Запада давно связаны друг с другом договорами о союзе и военной взаимопомощи. Да и гномы не простят разграбление своего форпоста. Договариваться с орками сейчас ни люди, ни гномы не станут, это означает для них полную потерю лица. С другой стороны, вряд ли Глуум собрал все силы Орды в один кулак только для того, чтобы захватить всего один город. Значит, война продолжится. Весь вопрос в том, пойдет ли Орда дальше на запад, вглубь людских королевств? Или Глуум постарается встретить армию людей и гномов в степи, где у Орды больше шансов на победу? В первом случае война, скорее всего, будет долгой и уж точно кровавой, во втором – после пары столкновений стороны начнут договариваться об условиях заключения мира. Барк отстроят, уцелевших пленников вернут, торговые пути откроются, а Орда получит хорошие отступные деньгами и товарами. Так бывало раньше, и бывало не раз. Понятно, почему меня принимают в Орде с таким почетом. Глуум хочет показать и своим, и чужим, что Черный замок на его стороне. Поэтому Владыку Черного замка так настойчиво именуют союзником. Интересно, что не другом, не Повелителем, как было раньше, а именно союзником. Но почему тогда в посольстве Орды оказались шаманы, внезапно попытавшиеся этого друга-союзника убить? Кому они служили и чего добивались, напав на меня? Что затеял Глуум и какое место в его планах отводится Черному замку? Слишком много вопросов, на которые я пока не мог найти ответов. Так что надо подождать до вечера. На пиру или после него, но с Глуумом я поговорю. Послушаю, что он скажет, тогда и буду решать, что делать дальше.

Начинало понемногу смеркаться, когда за мной пришли, чтобы проводить на пир. Я думал, что придется снова подниматься в шатер Глуума, но не угадал. Мне подвели коня, и мы двинулись сквозь стойбище Орды, огибая давешний холм с виднеющимся наверху шатром. Сейчас вокруг него было тихо, лишь редкой цепочкой горели сторожевые костры да темнели фигуры стражников. А мы, не торопясь, поехали дальше мимо бесконечных шатров и степных повозок. Вскоре жилища зеленокожих раздались в стороны, и впереди показалась широкая площадь, ярко освещенная светом многочисленных светильников и факелов. На въезде стража скрестила перед нами копья, и, пока мои провожатые ругались, требуя пропустить нас, я осмотрелся по сторонам. На площади прямо под открытым небом стояли кругом помосты и сиденья, на которых за низенькими степными столиками, заставленными разнообразными угощениями, восседали или полулежали многочисленные гости Повелителя Орды. Самого Глуума не было. Я увидел лишь покрытый коврами помост, отличающийся от прочих своими размерами. На нем в окружении молчаливой стражи стоял уже знакомый трон. Трон пока пустовал, зато перед помостом сидел на голой земле, понуро глядя в никуда, неизвестный гном. Его некогда богатая одежда была порвана и заляпана сажей и грязью. Борода, предмет гномьей гордости, отсутствовала, ее криво обрезали у самого подбородка. На шее гнома виднелся железный ошейник, который был прикован к помосту длинной ржавой цепью. Вероятно, это кто-то из влиятельных особ разгромленного города. Впрочем, страдания какого-то там гнома окружающих не слишком волновали. Если пленника вообще соблаговолили заметить, то уже успели позабыть о нем. Пирующие гудели растревоженным ульем. Отовсюду слышались крики и вопли зеленокожих, звенели кубки и чаши, вкусно пахло жареным мясом. Слуги не успевали подавать все новые и новые блюда, хмель тек рекой, хрустели кости под крепкими орочьими зубами. На устилающие землю богатые ковры градом летели обглоданные кости. Несколько нагулявшихся степняков уже храпели, кто – уткнувшись мордой в блюдо, кто – прямо среди объедков на полу.

Откуда-то из круговерти толпы вывернулся давешний мой знакомец, Ногоон-аб-Илтгэгч. Он рявкнул на стражников, и те мгновенно убрали копья. Я спешился и шагнул навстречу зеленокожему сановнику, оставив коня на попечение сопровождавших меня орков. Сияя улыбкой, словно я был его родной брат, потерянный в младенчестве и наконец вновь обретенный ценой неимоверных усилий, орк облапил меня, как медведь, притиснув к своей необъятной груди так, что хрустнули ребра. Кажется, мои, хорошо бы, чтобы не все разом. Не удовлетворясь этим, орк радостно шарахнул меня своей тяжелой лапой по спине, полуобнял и напористо потащил вперед. Причина его хорошего настроения была очевидна. От степняка так несло хмельным, что даже резкий запах орочьего пота уже почти не ощущался.

Пока орк тащил меня сквозь суету пира, я продолжал осматриваться. Похоже, сегодня Глуум собрал здесь всех племенных и военных вождей. Каждый из которых притащил с собой родственников, сыновей, советников и приближенных. Зеленокожие явно пытались перещеголять друг друга богатством одежд, оружия и драгоценностей. В глазах пестрило от ярких привозных тканей, столь ценимых орками Великой Степи. Мягко светилось золото рукоятей и ножен, искрами поблескивали драгоценные камни. Именно за эту привычку хвастаться богатством северные орки и презирали степняков, считая своих южных родичей изнеженными созданиями, позорящими всю орочью расу.

Разговаривали вокруг в основном на всеобщем. Лишь кружок крупных орков, сидящих у самого входа, рычал что-то на одном из местных наречий. Но при этом они так размахивали ножами и костями с недогрызенным мясом, что и без перевода было все понятно. Речь явно шла о том, кто больше отличился в последней битве. Орки вообще не очень парятся с языками. Родной, не родной, удобно – и хорошо! В орочьей речи встречается столько акцентов и особенностей, характерных только для одного конкретного рода или клана, что зеленокожие из разных племен не всегда понимают друг друга. Поэтому на своем орки говорят в основном с близкими родичами. Или когда не хотят, чтобы их подслушали чужаки. Гномы тоже охотно пользуются всеобщим для общения с остальными расами. Не забывая, конечно, пожаловаться на его скудность и отсутствие необходимых слов. Да, во всеобщем нет ста двадцати шести слов, описывающих оттенки раскаленного металла, уловить которые может только истинный гном. Но всеобщий у подгорного народа знают все, и если в разговоре с тобой гном произносит: «Я не знаю, как это будет по-вашему», – и замолкает, задумчиво накручивая бороду на палец, то можно биться об заклад, что длиннобородый хитрец не подбирает нужные слова, а прикидывает, как бы содрать с тебя побольше.

Эльфы с их врожденной склонностью к языкам всеобщим овладевают вообще с лету. Но говорить как раз предпочитают на своем, даже если потом приходится тратить время и переводить сказанное. Перворожденные утверждают, что делают это для того, чтобы лишний раз позволить ничтожным собеседникам насладиться красотой истинной речи. А как по мне, так только для того, чтобы лишний раз эту ничтожность подчеркнуть.