Я подхожу к ней, беру на руки, чувствуя, как тепло родной души окутывает моё сердце, утыкаюсь носом в её щёчку, слышу, как она пыхтит…

Я знаю, что она умерла. И что это сон — тоже знаю. Я всегда это знаю…

Но во сне это знание не причиняет мне боли. Словно не имеет значения.

И я обнимаю Таську, сажусь с ней на диван и молчу. Глажу её по голове и молчу.

— Всё будет хорошо, да, Тась?

Она пыхтит и смотрит на меня довольными, всё понимающими зелёными глазами…

Проснулась я оттого, что Кир залез ко мне под одеяло. Он любит так делать в субботу, когда мне и ему не нужно никуда идти. Ни на работу, ни в школу.

Пройдёт ещё пара лет, и он перестанет залезать ко мне в кровать. Застесняется, мальчик всё-таки. А жаль… Обнимать его так чудесно.

— Мам, — шепнул Кир где-то возле моей лопатки.

— Угу.

— А дядя Лёша где?

Я вздохнула, повернулась на другой бок, лицом к Киру, обняла его и ответила:

— В данный момент, я думаю, где-то в небе. В самолёте летит.

— Куда?

Хм. А вот куда — он мне вчера так и не сказал. Впрочем, какая разница? Я сама, что ли, не могу придумать?

— В Америку.

— Круто! — восхитился Кир. Чуть помолчал, а потом спросил: — А он к нам придёт на Новый год?

Я с трудом разлепила один глаз и посмотрела на сына с укоризной.

— Дай поспать матери.

— Ну мам! Уже почти десять! Если ты легла в двенадцать, значит, ты спишь уже около десяти часов! Ты же сама говорила — это вредно!

Язык мой — враг мой, это точно.

Легла я, конечно, не в двенадцать. После приключения на кухне я ещё долго мылась, расстраивалась, потом не могла уснуть. Сомкнула глаза в лучшем случае в три часа ночи.

— Изверг.

— Я есть хочу, — вздохнул Кир и посмотрел на меня такими несчастными глазами, что я сдалась.

— Ладно. Встаём.

Я надеялась, что Кирилл уже забыл свой недавний вопрос, но нет…

— Так что насчёт дяди Лёши? Он придёт к нам на Новый год?

Ёлки. Зелёные. С шишками…

— Вряд ли, Кир. Что хочешь на завтрак? Кашу, яичницу, блинчики, сырники, омлет, оладушки?

— Блинчики! — сын радостно подпрыгнул. — С шоколадным соусом! Можно?

В другой день я бы сказала — нельзя. Ну какой ещё шоколадный соус с утра пораньше?

Но не сегодня, нет-нет. Мне самой нужен этот шоколадный соус. И побольше.

— Можно, Кир.

— Ура!

Девять часов в самолёте — это пытка. Медленная и очень извращённая.

Девять часов на работе почему-то такой пыткой не кажутся. А вот в самолёте — да.

Примерно на середине полёта почти всех пассажиров сморило, но Алексею не спалось. И хоть глаза закрывались, недавние события будоражили кровь.

А ещё он вспоминал Светлану. И с чего вдруг? Столько времени о ней не думал, а тут на тебе — накатило. Наверное, слишком резкий контраст был между этими двумя женщинами. Между Аней и его бывшей женой.

Ему было… двадцать четыре? Да, кажется. Надо же, десять лет прошло. С ума сойти можно. Всё как один день.

Тогда карьера Алексея как раз пошла в гору. После окончания института он устроился в филиал международной компании по производству и продаже автомобилей, начинал, естественно, с низов. Но талантливого менеджера быстро заметили, сделали сначала главным менеджером, потом начальником отдела по работе с клиентами, затем — начальником отдела продаж, директором по продажам, а пять лет назад Алексей стал коммерческим директором.

И это был какой-то корпоратив. Десятилетие существования компании на российском рынке? Да, именно.

Светлана пришла туда вместе с братом-менеджером. Алексей тогда не понимал — глупый был ещё, горячий — что она просто искала себе мужа. И нашла. Его.

Отличный вариант, между прочим. Относительно красивый и не старый Алексей наверняка казался Свете золотой рыбкой. И она с удовольствием забросила свой невод и поймала эту рыбку.

Светлана была обладательницей длинных высветленных волос ниже попы, прямых и блестящих, больших зелёных — благодаря линзам — глазок, хорошенького маленького носика и чувственных губок, которыми она прекрасно делала минет. Что и продемонстрировала Алексею несколько дней спустя в салоне его машины.

Ему понадобилось прожить с ней в браке три года для того, чтобы целиком и полностью разобраться в подобных Свете девочках. Теперь он узнавал их в любой толпе — по улыбкам, по призывно блестящим глазам, по облизывающимся губкам.

Поначалу он Светлане всё прощал. И её вечные капризы — хочу то, не хочу это — и постоянные съемки непонятно где по ночам, после которых она приходила в изрядном подпитии, и её нарциссизм — Алексея по первости лишь смешила её странная привычка вечно глядеться в зеркало, особенно во время секса. Теперь он себя не оправдывал — дураком был. Сейчас он вспоминал бывшую жену, качая головой и усмехаясь. По большому счёту, у них не было ничего общего, кроме постели. Почему это его устраивало? Да потому что Алексей почти не бывал тогда дома. Он работал пять дней в неделю с утра до поздней ночи, а в выходные, пока Света бегала по салонам красоты, отсыпался. И ездил в гости к родителям.

В конечном итоге именно мама — точнее, отношение Алексея к ней — сгубило их брак со Светланой. Хотя губить там на самом деле было нечего, но он упрямо не хотел этого видеть.

Тогда, в тот период жизни, Света была для него удобной. Если не вдумываться, конечно. Как только Алексей задумывался или, не дай бог, анализировал её поведение, у него начинала болеть голова. Проще было исполнять капризы жены, нежели пытаться понять их смысл.

А потом заболела мама, и Алексею стало не до Светланы. Совсем. Работа-больница-работа-больница… Он чувствовал себя заводной куклой, у которой никак не кончится завод.

Света упрекала мужа в равнодушии к ней. Алексей отмахивался — у него не было сил ни отвечать ей, ни раздражаться. Слишком много этих самых сил уходило на борьбу с болезнью матери.

И в одно прекрасное утро Светлана сказала:

— Ты свою мать любишь больше, чем меня! Может, ты её и трахаешь вместо меня?!

Кажется, она испугалась собственных слов. Побледнела слегка, попыталась что-то проблеять, но Алексей не слушал. Схватил за шкирку, как нашкодившего котёнка, вытащил из-за кухонного стола, за которым они завтракали, и потащил в коридор. Открыл входную дверь и вышвырнул жену на лестницу. Благо было лето.

Она потом звонила, устроила истерику по телефону, но у Алексея будто бы мозги вдруг встали на место. Как в детстве, когда мама однажды заплакала после его драки с одноклассником.